— Дуг, ты и представить себе не можешь, как я рад тебя видеть.

Мы крепко пожали друг другу руки. Меня тронуло, как Хейл встретил меня. Последние три года никто не встречал меня с такой радостью.

— Где ты пропадал? — спрашивал он, усаживая меня на кожаный диван, стоявший поодаль у стены просторного кабинета. — Я уж было решил, что ты исчез с лица земли. Три раза писал тебе, и каждый раз письма возвращались обратно. Написал твоей подружке Пэт, но она ответила, что не знает, где ты и что с тобой, — он сердито нахмурился, и это ему не шло. — Выглядишь ты очень неплохо, но так, словно несколько лет не был на свежем воздухе.

— Все выложу, Джерри, но не сразу. Летать я бросил. Надоело. Много мотался, побывал кое-где.

— Прошлой зимой мне очень хотелось походить с тобой на лыжах. Недельки две выдалось свободных. Снег, говорят, был хороший.

— Признаться, я все это время редко ходил на лыжах.

— Ну, ладно, — Джереми порывисто коснулся моего плеча, — не стану больше расспрашивать. — Еще в школьные годы он был чуток и эмоционален. — Во всяком случае, позволь задать тебе один вопрос. Откуда ты приехал и что собираешься делать в Вашингтоне? — И он тут же засмеялся. — Однако получилось два вопроса.

— Приехал из Нью-Йорка, чтобы просить тебя о небольшом одолжении.

— К твоим услугам, дорогой.

— Мне нужен заграничный паспорт.

— Ты никогда не получал его?

— Нет.

— И никогда не был за границей? — удивился он.

Люди его круга большую часть времени проводили в чужих краях.

— Ездил как-то в Канаду; но туда паспорт не нужен.

— Ты же приехал из Нью-Йорка, — с озадаченным видом произнес Хейл, — так почему же не получил там паспорт? Не пойми это как упрек, что ты обратился ко мне, — поспешно добавил он. — Достаточно было бы зайти в наше нью-йоркское агентство…

— Да, конечно. Но мне хотелось поскорей. Я тороплюсь и потому рискнул обратиться к тебе.

— В Нью-Йорке они действительно завалены заявлениями. А куда ты собираешься ехать?

— Сначала в Европу. У меня завелись кое-какие деньжонки, и я решил, что настало время вкусить немножко от европейской культуры. Почтовые открытки с видами Парижа и Афин, которые ты посылал мне, вызвали у меня желание самому побывать там.

С некоторым удивлением я обнаружил, что выдумывать, оказывается, не так уж и трудно.

— Я могу за один день сделать тебе паспорт, — сказал Хейл, — только дай мне твое свидетельство о рождении… — Он запнулся: видимо, я переменился в лице. — У тебя, что, нет его с собой?

— Я не знал, что оно понадобится.

— Обязательно нужно. Где ты родился? В Скрантоне, кажется?

— Да.

Хейл досадливо поморщился:

— В Пенсильвании свидетельства о рождении выдаются в столице штата Гаррисберге. Если напишешь туда, то, в лучшем случае, если тебе посчастливится, недели через две получишь ответ.

— Что за ерунда! — воскликнул я. Уж, конечно, ждать столько времени я ни в коем случае не мог.

— А где же твое свидетельство? Может, хранится у кого из родственников? Валяется где-нибудь в сундуке.

— Мой старший брат Генри еще живет в Скрантоне, — сказал я, вспомнив, что после смерти матери весь семейный хлам, включая старые судебные бумаги, мой школьный аттестат, диплом колледжа, альбомы с фотографиями и прочие семейные реликвии были сложены на чердаке у брата. — Возможно, оно у Генри.

— Тогда позвони ему, чтобы он поискал у себя и срочно выслал сюда.

— Еще лучше, если сам съезжу к нему, — сказал я. — Уже несколько лет я не виделся с братом и рад, что представился случай.

Не мог же я, в самом деле, признаться Хейлу, что предпочитаю, чтобы брат вообще не знал, где я нахожусь.

— Сегодня четверг. Конец недели. Предположим, ты съездишь и найдешь свидетельство, но все равно раньше понедельника уже ничего сделать не удастся.

— Что ж, Европа долго ждала меня, подождет еще пару дней.

— Нужны также фотографии.

— Они есть. — Я протянул ему конверт с фотокарточками.

Хейл вытащил одну и внимательно поглядел на нее.

— У тебя совсем юношеское лицо, — сказал он, покачав головой. — Ты хорошо сохранился.

— Беззаботная жизнь.

— Рад узнать, что такая жизнь еще возможна. А я вот смотрю на свои фото и вижу, что выгляжу таким старым, словно гожусь себе в отцы. — Он вернул мне конверт с карточками, добавив: — На всякий случай я подготовлю в понедельник все нужные бумаги.

— Я обязательно вернусь.

— А почему бы тебе не вернуться к уик-энду? В Вашингтоне это самые лучшие дни. В субботу вечером мы обычно играем в покер. Ты еще играешь?

— Изредка.

— Отлично. Один из наших постоянных партнеров в отъезде, и ты можешь заменить его. Увидишь двух вечных пижонов, которые проигрывают с трогательным великодушием, — улыбнулся Хейл, который в свое время в колледже был заядлым и очень неплохим игроком в покер. — Вспомним старые времена. Я все устрою.

Зазвонил телефон, и Хейл снял трубку.

— Сейчас иду, сэр, — сказал он, поспешно положив ее. — Извини, Дуг, мне надо идти. Очередной утренний аврал.

— Спасибо тебе за все, — сказал я, поднимаясь.

— Пустяки. Для чего же тогда друзья? Послушай, сегодня вечером у меня соберутся. Ты занят?

— Вроде нет.

— Так приходи к семи часам. Мне нужно бежать, мой адрес даст тебе секретарша мисс Шварц.

Он был уже в дверях, торопился, но старался не терять сановной солидности.

Мисс Шварц написала на карточке адрес и, лучезарно улыбаясь, вручила его мне так, словно пожаловала дворянство. Почерк у нее был бесподобный, как и она сама.

Нежная рука ласково провела по моему бедру, и я очнулся, лениво просыпаясь. Мы уже дважды насладились любовью, но вожделение вновь овладело мной. Женщина, лежавшая подле меня в постели, пожинала плоды моего столь затянувшегося воздержания.

— Вот это другое дело, — прошептала она. — Какой красивый! Только не двигайся. Полежи спокойно. Я сама.

Я отдался на волю течению. Боже, какая утонченная пытка! Ласковые руки, мягкие губы, сладострастный язычок причиняли мне невыразимо радостные муки. Господи, какая женщина…

Она весьма серьезно, даже торжественно, будто выполняя священный обряд, упивалась любовью. Когда около полуночи мы вошли к ней в спальню, она уложила меня в постель и неторопливо раздела. Насколько я помню, последний раз меня раздевала моя мать, когда мне было пять лет и я заболел корью.

Вот уж никак не ожидал, что вечер у Хайла окончится таким образом. Гости, собравшиеся в его изысканном, построенном в колониальном стиле особняке в Джорджтауне,[3]были усталы и сдержанны. Я приехал раньше всех, и меня отвели наверх восхищаться детьми Хейла. До приезда гостей я не очень бойко болтал с его женой Вивиан, хорошенькой белокурой женщиной с утомленным лицом, которую видел впервые. Оказалось, что Хейл рассказывал ей обо мне и был огорчен, когда я исчез неизвестно куда.