Дмитрии. Как он там? Надеюсь, он найдет свое место.

Сегодня он хочет приготовить все сам. Говорит не пожалеет остатков с прошлой дичи. Что ж, надеюсь, морозилка у него хорошая, не хочется отравиться.

Запись 28

Немного нездоровится. В контексте окончания предыдущей записи выглядит, мне кажется, довольно комично. Мы хорошо вчера посидели. У Ростислава было странно приподнятое настроение. Он много шутил, травил кучу баек из прошлой жизни, рассказал, кем работал до Конца. Ощущения от вчера и ужина с ним были необычайно живыми. Думаю, то слово подобрано наиболее правильно. Именно живыми. С Дмитрием раньше я не чувствовала такой энергии от простого разговора… зато всегда было тепло. Странно. Спокойно. Мне было с ним спокойней, нежели с этим человеком. Но так долго я еще не смеялась. В какой-то момент мышцы я заметила, что мышцы на животе уже болят, а скулы сводит от непривычно долгой широкой улыбки. Только вот, что вчера, что сейчас чувствуя себя предательницей. Дурацкое ощущение. Никак не могу отойти от ухода человека, с кем провела долгое время вместе. Ладно, не буду об этом больше.

Ужин получился сытным, пусть и вкус у мяса показался мне странным. Может, это потому, что я успела отвыкнуть от хорошо прожаренного куска мяса? Его было не так уж и много, но желудок у меня принял все с удовольствием. Впервые я надела платье. Чувствовала себя крайне незащищено и раздето, несмотря на то, что оно до колена с закрытыми плечами и длинными рукавами. Славе понравилось, сказал, мол, рад знать, что это старье еще кому-то может пригодиться. Выкидывать вещи ему было до боли жалко.

Каждый раз, когда мои зубы пережевывают очередной кусок пищи, не могу не думать о будущем. Ведь когда-то все консервы, питьевая вода, животные, которых можно будет, есть закончатся. Что станет с нами тогда? Начнут ли выжившие войну за каждую крошку еды или, того хуже, мы начнем поедать себе подобных? Смогут ли раскиданные, изможденные и вынужденные выживать в новом и ни разу не добром мире люди объединиться, чтобы попытаться собрать разбитый мир? В основном мы слишком эгоистичны, чтобы идти на какие-то уступки. А ведь уступки и умелое нахождение компромисса и есть верные спутники сотрудничества, или я ошибаюсь? Не знаю. Ничего я не знаю. Прошлое, будущее — эти две величины времени отчего-то так важны нам. Хотя обе в разной степени причиняют боль: о том, что когда-то было и чего теперь нет; о том, чего еще нет, но так хочется чтобы уже было. Наверное, люди мазохисты по природе.

Вчера, когда я осталась одна на кухне, домывать посуду, то неожиданно услышала какой-то непонятный звук, что-то вроде далекого воя. И он не был похож на бесчувственный и вибрирующий вой Тварей. Он был, протяжным и… не знаю. Было в нем что-то, что заставило мое сердце пропустить удар.

Час назад он снова ушел. Не знаю куда. Когда я вышла из комнаты, то поняла, что в доме никого кроме меня опять нет.

Запись 29

(текст обрывается… страница порвана. Следующие три страницы очень неаккуратно вырваны.)

Запись 30

(текст размыт. Едва читается пара предложений)

… …..Не знаю, сколько еще будет длиться этот ужас…. Не могу включить свет, и фонарика нет. Что делать?

Запись 31

Все перевернулось, вмиг растворилось в каком-то диком безумии. Каждый новый шорох для меня становится возможным предвестником новых… ладно, не это важно. Тетрадь пострадала пока я надежно её не спрятала от, без сомнений, тронутого владельца дома. Пришлось вырвать несколько страниц с записями, чтобы он не прочитал. Теперь у меня есть хоть какая-то уверенность в конфиденциальности записей, что я сделаю. Дневник я прячу, надеюсь надежно. Стоит вновь описать пережитые события, чтобы в будущем (если таковое у меня еще имеется) этот опыт не пропал в дурацких метаморфозах с моей памятью. Впрочем, как только я начала вести этот дневник, то пробелы в воспоминаниях перестали появляться, а забытое прошлое началось полниться новыми и новыми видениями. Не думаю, что вспоминать — к лучшему для меня, но и боль от них больше не такая пронзительная. Я отошла от темы. Надо успеть, пока Он не пришел.

Третий день я заперта в комнате, у меня отобрали нож, что подарил Дмитрий… Если бы я знала, если бы только пошла с ним… Хотя возможно, ничего бы это не решило.

Итак, по порядку. В тот день я снова осталась одна. Бродила по дому и вновь читала книгу. Половицы скрипели, страницы шелестели, сердце мое отчего-то громко билось, так словно я долго бежала по лесу. Оно билось где-то у горла, мешая нормально дышать. Объяснить это состояние мне никак не удавалось. Строчки перед глазами отказывались складываться в связную картину, текст никак не воспринимался головой. Потом, скорее почувствовав, будто что-то липкое касается взглядом моей спины, я резко обернулась и вскрикнула. Там была тень. Снова. Никак не ожидала вновь увидеть темный силуэт. С минуту мы просто смотрели друг на друга, а потом она приблизилась, медленно, словно в какой-то странной неуверенности. Гул пчелиного роя, что она начала издавать, мне ничего не сказал. Я знала, что эти штуки ничего со мной сделать не могут, одна из них даже спасла мне жизнь. Наверное, она попыталась меня предупредить, тогда я не поняла, но сейчас… Её спугнул шум на кухне и она быстро куда-то исчезла. Наверное, вид у меня был ужасный, ведь когда я спустилась вниз, чтобы поприветствовать Славу, то он сразу заметил какая я бледная. После он отошел буквально на минуту, а я, долго не думая приблизилась к столу, на который он положил темный пакет, со словами «на ужин». Обычно я не заглядываю и просто помогаю в приготовлении, но тогда почему-то решила… господи. Мое дыхание перехватило, и наружу едва не вырвался громкий крик, после того, как я разглядела то самое «мясо», что он принес. Я пыталась держаться, чтобы Ростислав не прибежал тот час и не понял, что я увидела то, чего, кажется, не должна была. В пакете лежала бледная кисть руки, с неровным краем. Человеческая кисть. И я знала, чья она. Приложив ладонь ко рту, чтобы не было слышно моего сиплого и захлебывающегося дыхания, я отскочила от страшного пакета. Сердце заболело, стискиваемое ужасом и печалью. На секунду я решила, что мне почудилось,