– Обедать пойдете? – пролепетала она, переминаясь с ноги на ногу.

– Рано сегодня как-то, – заметила Катя, зевнув.

Зато Ирка, которая за весь их разговор не проронила ни слова, как обычно забившись в угол кровати, при одном только упоминании обеда встрепенулась.

– В самый раз! – воскликнула она и резво вскочила на ноги.

Аня сразу насторожилась от такой внезапной прыти. На ум пришел ее ночной кошмар. Несмотря на то что сейчас Ирка мало походила на демоническую убийцу, Аня все равно ее побаивалась – уж слишком стремительными были перепады ее настроения. Она могла часами сидеть не шевелясь и глупо улыбаться, а потом необъяснимо бурно отреагировать на случайную фразу.

Сборы на обед заняли одно мгновение – требовалось всего лишь взять пустую пластиковую бутылку для кипятка. Когда все направились к двери, Аня обратила внимание, что Майя осталась сидеть на кровати.

– А ты разве не пойдешь? – удивилась она.

– Она никогда не ходит, – равнодушно бросила Диана.

Аня изумленно перевела взгляд с нее на Майю:

– Почему?!

– Я не могу есть эту еду, – скорбно ответила Майя и в подтверждение своей печали натянула одеяло до груди.

Аня ужаснулась:

– Она что, настолько плохая?!

– Да нормальная там еда, – отмахнулась Катя. Она уже стояла в дверях. – Это она просто выпендривается.

Аня опять посмотрела на Майю. Та сидела с таким несчастным видом, что жалко стало оставлять ее одну.

– Ну давай просто так с нами сходишь, – позвала Аня, – что ты будешь тут сидеть?

Майя раздумывала несколько секунд, но затем встала с кровати и, пошатываясь на своих каблучищах, направилась за сокамерницами.

В этот раз, выйдя, все двинулись по коридору в противоположную от дежурной части сторону. Аня снова подивилась тому, как можно было покрасить стены в такой удручающе зеленый цвет. В свете белых ламп он казался потусторонним.

Коридор был совсем коротким – они прошли пару крепких железных дверей, ведущих в другие камеры, и остановились перед запертой решеткой. За ней виднелась лестница на второй этаж, освещенная большим окном. Девушка-полицейская отомкнула решетку, и Анины соседки двинулись наверх.

Лестничный пролет уже показался Ане непривычно светлым, но, зайдя в столовую, она просто обомлела – тут все сияло. Белый кафель, белые стены, два огромных окна, за которыми виднелись тополя и панельные дома вдалеке. Столовая была небольшая, в мебели прослеживался традиционный минимализм – посередине стоял стол, составленный из нескольких сдвинутых вместе, вдоль него тянулись две привинченные к полу лавки. В одной стене были проделаны два квадратных окошка – девушки дружно устремились к одному из них. Аня пошла следом.

Через окошко было видно кухню – там царила суматоха. Несколько мужчин таскали алюминиевые канистры, на боках которых красной краской было что-то намалевано, еще один носил подносы с кружками. На единственной плите закипали сразу три чайника, четвертый, электрический, бурлил рядом на столе. Ни одной женщины среди работников кухни не было, что показалось Ане неожиданно прогрессивно для спецприемника. Она шепотом сказала об этом стоявшей рядом Диане.

– Так они здесь не работают, а тоже, как мы, сидят, – так же шепотом ответила Диана. – Просто помогают, а им за это какие-то ништяки дают. Они баландеры называются.

– О, девчонки пришли! – приветственно сказал белобрысый парень, появляясь из глубины кухни. Он подошел к окошку для раздачи и облокотился на бортик, словно бабушка из советской сказки. В руке у него был половник.

– Что на первое? – деловито спросила Катя, встав у окошка и уперев руки в бока.

– Борщ, – ответил парень и приподнял крышку бидона. Оттуда повалил пар.

Анины сокамерницы по очереди взяли у него из рук алюминиевые миски с борщом и уселись за стол. Майя к окошку не приближалась, сразу примостившись на лавке со скорбным, но благочестивым видом.

Когда очередь дошла до Ани, парень отработанным движением зачерпнул борщ и спросил, не глядя:

– Новенькая?

– Да, – сказала Аня, наблюдая, как он наливает борщ в миску. – А что есть, кроме борща?

– Гречка с котлетой.

– Можно мне гречку?

– Да пожалуйста. – Парень опрокинул борщ обратно в бидон и шмякнул в ту же миску гречневую кашу. – За что тебя?

– За митинг.

Парень присвистнул:

– За ми-и-итинг? А против чего митинговала?

– Против коррупции.

– И что, много вас таких?

– Много.

– А сколько это стоит?

– Что стоит?

– Ну, вам же за митинги платят?

Белобрысый держал в руках полную тарелку, но не торопился ее отдавать. Аню он разглядывал, снисходительно ухмыляясь. Она почувствовала, что начинает раздражаться, и холодно ответила:

– Нет, не платят.

– Ой, да не рассказывай. А зачем ты тогда пошла?

Аня осторожно взяла из его рук миску с гречкой, стараясь ничем не выдать своей злости, и спросила в ответ:

– А тебя самого за что посадили?

– Ехал на мопеде без шлема, – пожал плечами парень.

– За это сутки дают?

– Нет, просто менты хотели, чтобы я им на лапу дал, а я не стал. Тогда они написали, что я в нетрезвом виде ехал.

– И ты у меня спрашиваешь, почему я на митинг против коррупции хожу?

Белобрысый хмыкнул. Аня, посчитав разговор законченным, пошла к столу.

– А ты первое не будешь? – жадно спросила ее Ирка. Она ела борщ с такой скоростью, что едва не захлебывалась.

– Нет.

– Леха, налей мне еще борща за девочку, она же все равно не ест! – крикнула Ирка в сторону кухни.

– А больше тебе ничего не сделать? – иронично спросил Леха, снова показываясь в окошке.

– Ну что тебе, жалко, что ли?

– Да давай уже сюда тарелку. А ты там чего сидишь как неприкаянная? – обратился он к Майе. – Тебе чего-нибудь положить?

Майя покачала головой, трагически глядя на Леху.

– Ты вообще хоть что-нибудь ешь? – сочувственно спросил он.

– Я такую еду есть не могу.

– Да ладно, нормальная бывает еда. Борщ, например, вообще отличный.

– Из таких тарелок я тоже есть не могу.

– А с тарелками что не так? – полюбопытствовала Катя, шустро орудуя ложкой.

– Ну, они неаккуратные. И вообще как собачьи миски.

Некоторое время тишину в столовой нарушал только стук ложек.

– И ты все пять дней собираешься не есть? – уточнила Аня, покосившись на Майю. Ей было даже немного неловко перед ней, что все так шумно едят.