камеру. Посоветовал капитану сажать тех, с кем мы уже разговаривали в другую камеру. А желательно чтобы и в другом здании, подальше от остальных. Чтобы те, кто уже побывал у нас, не пересекались с теми, кто ещё не был на допросе.

Тут был ещё и психологический приём. Тот, кого уводили из камеры — назад не возвращался…

Второй турок был хитрым и скользким. Он был согласен на любую работу… Говорил, что всё умеет на корабле. Эдакий и швец, и жнец, и штурман… Ага, конечно. Знаем мы таких… Боцман, лоцман и Кацман… Опасный тип. Вотрётся в доверие, и предаст при первом же шухере… Отправил его туда же. В соседи к первому… Посмотрим что там с третьим турком.

А третий турок оказался греком. К тому же христианином, с Кипра. С этим я говорил подольше. Он был тут уже давно… А я совсем недавно побывал почти что рядом с его родным островом. Звали грека Гектор… Был он достаточно молод, двадцать восемь лет. И, кстати, мог говорить немного по-русски и немного по-английски… Я ему рассказал про то, что видел на Крите… Рассказал про Косту и его внучку Дору… Объяснил, что мы собираемся плыть туда, где начнём новую жизнь… И даже пояснил, почему возвращаться в Европу — плохая идея… Мне показалось, что он вполне адекватен. И если с ним ещё немного пообщаться, то может быть и смогу склонить его на нашу сторону… Давить ментально не хотелось. Я не знаю, насколько долго сохранится мой ментальный посыл на подчинение. А вдруг не так уж и надолго… Я же не проверял… А что будет, если вдруг в самый неподходящий момент взбрыкнёт и предаст… Лучше я его уговорю добровольно перейти в нашу команду… А там посмотрим…

— Алехандро! Посади его, пожалуйста, от всех отдельно! Возможно он нам пригодится. Вы пленных хоть кормите?

— Да. Но не так чтобы очень хорошо.

— Тогда, если можно, скажи, чтобы его покормили!

* * *

Ганс и Дитрих были родом из ГДР… Но после того, как обе Германии снова объединились, они оба не нашли себя в новой стране. И тому была веская причина. Ганс был военным моряком, а Дитрих, вообще из Штази… Сюда они попали в компании итальянца Марио, так как слиняв из Фатерлянда, нанялись на итальянское судно. Ганс был прост, как пфеннинг, а Дитрих очень интересный человек. Оба знали русский язык. Но если Ганс лишь в пределах школьной программы, то Дитрих мог бы преподавать в Берлинском университете русскую литературу на языке оригинала. Надо будет потом его с Липатовым свести. Возможно найдут общие точки соприкосновения.

Оба согласились плыть с нами. Хотя Дитрих и не был большим специалистом в морских делах, но на пару с Гансом, думаю справится…

— Амиго! Я думаю, что их можно вместе с греком определить. Заодно они ему стимула идти с нами добавят… А следующего можно итальянца пригласить. Похоже, что тоже наш клиент…

* * *

Марио разговаривал, как истинный итальянец, руками… Он очень расстроился, когда я ему рассказал, что в Италию мы не поплывём из-за того, что там скорее всего зона радиоактивного поражения. И вся Европа тоже фонит изрядно. Расспросил его про немцев. Он про них ничего плохого не сказал. Но с его слов они слишком правильные… Ну, так и должно быть. Они же немцы… Орднунг, мать его… Он у них всегда на первом месте. А Марио мне напомнил наших одесситов. Такой же весельчак и балагур… Правда, половины его слов я не понял, так как у него на два английских слова было пять-шесть итальянских… Отправил его к немцам… Думаю, что и из него толк будет.

* * *

Первым американцем, которого привели к нам в кабинет, оказался еврей, родом из Одессы. Причём вполне себе такой здоровенный рыжий парень Боря Кацман… Ну, вот теперь точно, не хватает только боцмана и лоцмана…

Глава шестая

Свои и чужие… (продолжение)

— Боря! А ты в курсе, что от Америки остались лишь рожки, да ножки…

— А кто же про это не знает… И про Китай знаю, и про то, что солнце теперь не с той стороны встаёт тоже… Ви мне скажите гражданин начальник, что ви хочите ещё узнать от бедного еврея?

— Боря! Ты мне одессита не включай… И блатную музыку тоже можешь оставить при себе… Я с тобой по серьёзному делу хочу поговорить…

— Ой, Ви такой молодой, и такой серьёзный…

— Алехандро! Будь добр, отведи этого бедного еврея за забор и отпусти его. Там как раз свежие упыри за нами с аэродрома должны были приползти. Пусть он им мозги компостирует.

— Стоп, начальник! Я всё понял. Вы спрашиваете, а я отвечаю.

— Фамилия, имя, отчество?

— Кацман Борис Моисеевич, шестьдесят пятого года рождения. Родился в Одессе.

— За что судимость?

— За хулиганку по малолетке два года отсидел…

— Как эмигрировал в США?

— Пробрался на круизное судно, выпрыгнул за борт в нейтральных водах. Меня подобрал итальянский корабль. На борту был куратор из США. Я попросил политического убежища. Попал в Америку. Получил гринкарт. Но в Союзе уже началась перестройка и я стал никому не интересен. Завербовался на торговое судно.

— А ты моряк?

— Обижаешь, начальник… Я — одессит. Я с детства в море ходил.

— Какие специальности освоил?

— Помощник моториста. Палубный матрос.

— Пойдёшь с нами?

— А куда я денусь?

— А за забор к монстрам?

— Не… Я лучше с вами. Хоть на край света…

— Боря! Я сейчас скажу тебе один раз… Если пойдёшь с нами, то назад дороги нет. Но если от тебя будет вред, хотя бы даже маленький, то я…

— Начальник! Меня пугать не надо. Но если я дал слово, то заднюю включать — не в моих правилах.

— А ты мне уже дал слово?

— Что от меня нужно?

— Только польза в общем деле… И никакой самодеятельности…

— Если ко мне относятся по человечески, то я готов…

— На что ты готов?

— А почти на всё… Если это на пользу делу. И, кстати, начальник… Со мною вместе сидит не слишком правильный парень.

— Американец?

— Настоящий. К тому же он не то из ЦРУ, не то из АНБ. Я так и не понял. По-русски шпрехает, как мы с вами… Но хи-итрый, как одессит… Нет… Почти, как… Меня он всё-таки не расколол. За лоха держит…

— Как его зовут…

— Джон.

— А фамилия, небось, Смит?

— Нет. Браун.

— Понятно. Борис! Ты смог бы управлять большим кораблём?

— В навигации я не силён.

— А вдоль берега?

— Каботаж осилю, если помощники будут…

— Ладно. Сейчас пока отдыхай. Потом ещё поговорим…

* *