– Я не меняла облик! Мы были там вдвоем с бабушкой!

– Так их там было еще и две! – заговорили вокруг.

– Две ведьмы!

– Откуда столько набежало?

– Скажешь, у вас с бабкой н-на двоих один плащ?

– Вовсе нет! У нас разные плащи!

– Я своими глазами видел один и тот же плащ! Ты была одна и та же, но один раз – старуха, а в другой раз – молодая. К-каков же твой истинный облик?

– У меня один облик! И мне восемнадцать лет, до старухи мне еще далеко! Развяжите меня! – Гуннхильд в негодовании потрясла связанными руками. – Я не сделала ничего плохого!

– Наверное, она и правда молодая на самом деле, – заметил тот мужчина, что постарше. – Ведь если бы этот облик был ложным, он рассеялся бы, когда ты поднес к ней нож. Ведь все видят, что это молодая девушка, или мне одному так кажется?

Мужчина обвел вопросительным взглядом своих людей, и все закивали:

– Да, да, конунг. Это девушка.

Конунг! Гуннхильд не была уверена, что расслышала правильно, но вытаращила глаза. Если он правда конунг, это может быть только Горм! Если ее не унесло злым колдовством через море, то ближе Борнхольма и Блекинге других конунгов нет.

– Но это не значит, что она не принимала облик старухи! – непримиримо ответил противник Гуннхильд.

– А и правда, я слышала, есть в наших краях ведьма, которая состарилась, а потом опять стала молодой, – заметила какая-то из женщин.

– Но где же тогда ее бабка? Ты ведь принес только одну ее, да, Харальд? – произнес надменный и насмешливый женский голос.

Из-за плеча того, кого назвали конунгом, выглядывала девушка одних лет с Гуннхильд. Она была очень красива – тоже рослая, пышного сложения, но не толстая, с тонкими правильными чертами белого лица и целым облаком вьющихся золотистых волос; одни пряди были светлее, другие темнее, и закручены они были в красивый узел, из которого длинный хвост волос кудрявым водопадом спускался по спине.

– Н-никакой бабки там не было! – отрезал Харальд. – Она была одна, когда набросилась на меня.

– Я не набрасывалась. Я поскользнулась!

– Она набросилась и пыталась меня схватить!

– Просто ты так ей понравился, что она хотела скорее тебя обнять и расцеловать! – усмехнулась кудрявая красавица.

– Харальд, дай ей объяснить! – велел Горм-конунг, с любопытством рассматривая незнакомую девушку. Ухоженный уверенный вид, богатый, хоть и запачканный наряд пристали бы скорее знатной деве, чем ведьме. – Ну-ка, девушка, расскажи нам, кто ты и откуда взялась? Мне вроде бы кажется, я уже где-то тебя видел… – добавил он, вглядываясь. – Если мы найдем, что ты говоришь правду, мы развяжем тебе руки и не причиним никакого зла.

– Я… – начала было Гуннхильд и умолкла.

Делая вид, что ей неудобно говорить и хочется сесть получше, она тем временем лихорадочно соображала, как быть. Конунг! И Харальд! Похоже, ее угораздило наткнуться в лесу на Харальда, сына Горма, Кнутова младшего брата. И он, приняв за ведьму, притащил ее в отцовскую усадьбу. А о возвращении Кнута здесь ничего не знают. И уж конечно, не знают о том, что Кнут привез мать и дочь их злейшего врага Олава в гости к своей матери!

Гуннхильд окинула внимательным взглядом людей вокруг, но не приметила ни одной женщины, которую можно было бы принять за королеву Тюру. Единственную, кто мог бы ее защитить! И вот теперь она должна сама рассказать, что они с бабушкой Асфрид решили предаться в руки Кнютлингов и искать покровительства Тюры! Уже будучи здесь, в их доме!

И к тому же ее считают ведьмой! Если она сейчас назовет свое имя… о нет! От женщины из семьи старых врагов и так не ждут ничего хорошего, а этот сумасшедший Харальд якобы видел, как она творила ворожбу и меняла облик!

– Отвечай, не бойся! – подбодрил ее Горм. – Стюр, брось дубину и подними ее… да не дубину подними! – прикрикнул он на бородача в мокрых башмаках, который послушно выпустил дубину и тут же вновь схватил с земли. Вокруг засмеялись. – Девушку подними! К чему ей лежать на земле, я не слышу, что она говорит.

Стюр подхватил Гуннхильд и поставил на ноги, но стоять ей было трудно, и ему пришлось ее придерживать. Руки и ноги онемели, все тело болело, будто ее били, голова тоже болела. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой разбитой. А что еще будет!

– Я и правда издалека… – робко начала она, обращаясь к Горму, который казался ей самым добрым человеком из всех собравшихся.

Подняв связанные руки, она попыталась убрать с лица мокрые волосы.

Харальд по-прежнему стоял рядом, держа скрам и всем видом выражая готовность в любой миг перерезать ей горло. Вид у него был хмурый и мрачный. Даже теперь, когда сама Гуннхильд стояла, он все равно возвышался над ней больше чем на голову и был самым рослым из всех собравшихся.

– Мы с моей бабушкой приехали издалека… – продолжала Гуннхильд, осторожно подбирая слова. За время лежания на земле, к тому же облитая водой и наполовину вымокшая, она сильно озябла и теперь дрожала и стучала зубами, из-за чего речь ее сделалась не слишком внятной. – У нас… случались неудачи. Мой отец… был вынужден уехать из дома, и мы остались безо всякой защиты. И мы решили попросить помощи у Фрейи. Мы слышали, что здесь есть ее священный камень и она благосклонна к женщинам, которые просят у нее покровительства возле Серой Свиньи и приносят жертвы. И мы пошли… вдвоем с бабушкой. Мы ничего здесь не знаем, но нам указали дорогу… добрые люди. И мы принесли жертвы, по очереди обошли камень. Это же моя бабушка, мать моего отца, конечно, она уже старая женщина! – втолковывала Гуннхильд, доверчиво глядя на Горма и надеясь, что он, неглупый вроде человек, должен понять такую простую вещь. – И да, мы похожи, даже лицом, ведь мы близкие родственницы, только она на сорок лет старше. Мы одного роста, и у нас одинаковые плащи, отец привез большой отрез синей ткани из Дорестада, и мы сшили себе плащи: я, бабушка и наша тетка, жена моего покойного дяди… Она осталась дома.

– Вполне убедительно! – Горм кивнул. – Ингер, у вас ведь тоже с матерью есть одинаковые платья!

– Да, и накидки у нас обшиты одинаковым шелком из того франкского платья, что Харальд привез в прошлый раз! – Светловолосая красавица кивнула. – Харальд был так неосторожен, что у платья вся спина изрублена топором, его было невозможно починить, и пришлось переднюю часть и рукава изрезать на ленты.

– Однако зачем ты напала на моего сына? – с любопытством спросил Горм. – Многие женщины его боятся, и я в первый раз вижу, чтоб одна из них на него бросилась!

– Я н-не бросилась! – стуча зубами, ответила Гуннхильд. – М-моя бабушка потеряла нож где-то на тропе, и я вернулась за ним. И я п-поскользнулась и чуть не упала. А твой… этот человек, – она слегка кивнула на Харальда, – вдруг появился там внизу, под пригорком. А я не могла остановиться и невольно съехала по склону п-прямо на него. Я же не думала, что он так испу…