По Марли неясно, что она думает. Ее улыбка увядает, но она не сводит глаз с сына.

– Малая. – Когда меня уже прекратят так называть. – Я тебя вижу первый раз в жизни. Ты думаешь, я тебе сейчас выложу все, что знаю о Даррене?

– Н-ну вообще-то д-да.

Она дает Брекину еще немного пюре.

– Зачем он тебе сдался?

– Х-хочу его уб-бить.

Ложка замирает в дюйме от рта Брекина. Он удивленно хлопает ладошками по стульчику, пытаясь привлечь внимание матери. Марли сует ложку ему в рот, а потом ставит пюре на стол.

– Ш-шучу, – добавляю я.

– Ну-ну.

Я поддеваю ногтем колечко на банке колы.

– Хочу еще покурить, – говорит Марли.

– Так п-покурите.

– Тут ребенок.

Но она все-таки закуривает. Отходит к окну, зажигает сигарету и отворачивается от Брекина всякий раз, когда делает затяжку, будто это что-то меняет.

– Уже пару лет его тут не видела, – говорит Марли. – Он раньше часто здесь бывал.

– «У Р-Рэя».

– И там тоже. – Она нервно закусывает губу. – А ты сама откуда?

– Н-неважно.

Марли закатывает глаза:

– Прекращай, малая. Расскажи хоть что-нибудь.

– … – Я ставлю колу на стол. – Я… Я не… Я не малая.

Она подносит руку с сигаретой ко рту и покусывает свою ладонь. Дым лениво застилает ее лицо. Брекин, кажется, не особо расстроился из-за внезапного окончания обеда. Он что-то лепечет себе под нос, завороженный звуком собственного голоса.

– Полгорода сносят, – наконец произносит Марли. – Потом понастроят тут всякого.

Она делает еще одну затяжку, такую глубокую, будто совсем не боится рака легких.

– Глупо это, – продолжает она. – Не пойму, зачем оно нужно. У нас тут не так, как в других городах. Как-то обходимся без чертовых диетических продуктов и йоги… Я с трудом свожу концы с концами и без всяких модных мест. Даже не знаю, куда мне потом податься.

– К-Колд… Крик.

– Что?

– Я от… оттуда.

– Никогда не слышала. – Марли щурится. – Ты знаешь, что он за человек?

– Д-да.

Даже лучше, чем ты.

Я делаю еще один глоток колы. Она чересчур сладкая. Воздуха бы сюда. Марли опять затягивается, а Брекин машет ручками, и мне кажется, будто я вижу это уже в сотый раз. Будто больше в их жизни ничего особенного и не происходит. Я оглядываю красные пятна на своем теле и внезапно хочу уйти. Неважно куда.

– А знаешь, что на самом деле он не Даррен? – спрашивает Марли. Я киваю. – Он так всем представлялся, когда жил здесь, но я так и не привыкла к этому имени.

– А к-как его з-зовут?

– Давай пока что называть его Дарреном.

– Д-для нас он б-был К-Китом.

– Ха. – Она опять закусывает губу. – Это тоже не настоящее имя.

– От… Откуда в-вы знаете?

– Мой брат с ним в школе учился. Я на семь лет младше, так что, когда окончила учебу, они уже давно выпустились. Я переехала сюда, вышла замуж, потом развелась, а брат… Он добился побольше моего.

– И к-как же?

Не часто я слышала истории успеха.

– У родителей хватало денег только на одного ребенка, но они завели двоих. – Марли пожимает плечами. – Он мальчик. На него возлагали кучу надежд, вот с ним и носились. Оплатили ему колледж.

– К-каким он был? – вылетает у меня. Она знает, что я о Ките.

Марли отводит взгляд.

– Таким же нищим, как и все остальные. Тихим. Не очень-то чистоплотным. Странноватым… Творил фигню. Иногда его за это били, издевались над ним. Родители у него тоже были так себе. Отец много пил и часто его поколачивал.

– В-вот как.

Она прочищает горло.

– В старших классах мой брат… Он, чтоб ты понимала, был золотым мальчиком во всех смыслах этого слова…

В общем, он, так сказать, взял Даррена под крыло. Подчеркнуто хорошо к нему относился. Когда я спросила, зачем он это делает, он сказал, что нужно подать всем пример, потому что «мы ничем не лучше и не хуже окружающих». – Марли замолкает. – Если ты вдруг не догадалась, мой брат был тем еще засранцем. Ну, словом, от Даррена все отвязались, и они с братом стали неразлейвода. Прямо как… Ты, наверное, не помнишь тот мультик, где мелкий пес постоянно носится за большой собакой?[6] Хотя он и для меня слишком старый. Короче, у брата с Дарреном было так же. Даррен просто не отлипал от брата. Постоянно приходил к нам ужинать… – Она мешкает. – Я с ним в первый раз поцеловалась. Мне было десять, а ему семнадцать. Вот что он был за человек.

– К-как он очутился в В-Вагнере? Д-давно это б-было?

Марли пожимает плечами:

– Несколько лет назад. Он просто проезжал мимо. От брата узнал, что я здесь живу, и решил заехать. Тогда он показался мне другим человеком, более собранным, что ли… – Марли опускает глаза в пол. – Он просто заехал поужинать, а в итоге остался.

– Мама, – жалобно зовет Брекин.

Марли идет к сыну и гладит его по голове, а потом опять поворачивается ко мне.

– Когда он решил остаться, то сказал, что теперь его имя – Даррен Маршалл. Попросил не выдавать его.

– Он объяснил, з-зачем это?

Брекин смеется. Марли качает головой.

– Н-но вы все равно п-позволили ему остаться?

Кажется, у меня не получается скрыть отвращение, потому что Марли напрягается и убирает руку со лба сына.

Она молчит, будто ожидая, что я продолжу наседать, но я уже переросла такое поведение. Когда-то я верила, что у меня хватит сил убедить маму не совершать глупостей, не пить, не употреблять наркотики, не приводить домой мужчин, например Кита. Иногда я вспоминаю ту Сэди, которая умоляла собственную мать спасти ее… от собственной матери.

Я вспоминаю ту Сэди с ненавистью.

– Я не обязана тебе ничего объяснять. Но да, я позволила. – Марли качает головой, нахмурив брови. – Знаешь, Даррен никогда не говорил, что у него есть ребенок. И брат мой тоже об этом не упоминал. А он бы знал.

– Я в-вам не л-лгу, – лгу я.

Марли внимательно смотрит на меня и ничего не говорит. Мне кажется, если она продолжит так смотреть, то каким-то образом узнает правду.

– Т-так что с-случилось?

– Мы были вместе несколько месяцев. Он каждое утро сидел на том самом месте, где сейчас сидишь ты. Пил кофе и смотрел в окно.