бы помоложавей да потихоньку, чтобы никто не знал, если уж так захотелось чужой-то… а ты на женщину с двумя детьми набросился, да еще вон от тебя она забеременела. Не выкарабкаться тебе, мой милый, до гробовой доски из того хомута, в который ты влез. И я тебе ничем помочь не могу”. Слушал, слушал он меня, потом нервно повернулся и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

После посещения Виктора разговор у нас с Володей не клеился. Посидел он еще некоторое время и ушел. В квартире у меня стало опять пусто. И на душе неприятно. Володя в то время был мне нужен как воздух. Он много о своей семье рассказывал, и я ему верила, а вот Алексашке, например, нет. А почему? Да потому, что Володя мне по душе пришелся. Мне казалось, он был настоящим в жизни моим попутчиком. Я благодарна была ему за это. Словно в хорошем сне он мне приснился. Я даже отважилась тогда заявление подать на расторжение брака. Но, увы. Виктор в назначенное число не явился. Суд отложили. Не явился в тот день и Володя ко мне на свидание. На другой день ходила встречать его на линию. Подъехала маршрутка, гляжу на него, а он и ухом не ведет. Может, заподозрил, что я его на себе силком женю? Правду говорят: “Чужой муж не потешка, а одна насмешка!” Мне тогда хотелось ревмя реветь. Ведь я опять оказалась одна-одинешенька на всем белом свете. Жизнь без любви казалась каторгой. Это было настоящее испытание. Да. Кровью и нервами достается житейская мудрость. Тут надо быть сильной, а я слабенькая. Из любых житейских передряг мне так хочется выйти победительницей. И всегда при этом держать высоко голову. Но это мне удается лишь на людях, и то не всегда, а как только остаюсь одна, ощущаю себя как на скользком краю пропасти. Боюсь шагу ступить, голова кружится.

А жизнь шла своим чередом. Дня не проходило, чтобы какой-то ловелас не попытался завлечь меня. Словно на лбу моем было написано, что я соломенная вдова.

Тут еще цыган один все норовил присвататься ко мне. Говорил, что будет любить меня жгучей любовью. С работы поехала домой, и он за мной увязался. Все улыбался. Обоими глазами подмигивал. А я думала: “Ах ты, рыбина копченая! Ведь я не таких видывала. Ты у меня в досаде запоешь Лазаря, когда в свой табор улепетывать станешь”. Хотела ему напакостить и его жене, а он оказался холостым и жил не в таборе, а в квартире с матерью. Видимо, осевшие цыгане. Работал на заводе. Денег, говорит, у них куры не клюют. На другой день обещал золотое кольцо подарить. Говорю: “Не надо мне от тебя никакого кольца, и сам от меня испарись!” Еле отделалась. Еще мне цыган на хватало.

Как-то в выходной день ехали мы с дочкой в автобусе, смотрим, неподалеку от нас крутит, как сова, своей белобрысой головой Александр, тот самый Алексашка, мое горе луковое. “Сколько лет, сколько зим”, — говорит. Чудным он каким-то показался на этот раз. Рассказал, что с женой живут до сих пор каждый по себе. “А ты?” — спросил. “Я, как и прежде, одна!” Тут дочка прижалась ко мне и чуть слышно спросила: “Мамка, почему ты всем говоришь: одна да одна? Мы же с тобой вдвоем живем!” Интересная у меня Оленька.

От нечего делать пригласила Лексашку в гости. Посмотрели телевизор. Покушали. Подумала: к чему любовь. Может, без нее обойдусь. Не совсем уж он и плохой. И вправду куда-нибудь уехать с ним, чтобы глаза мои не видели и уши не слышали ничего из прошлого. Спросила: “Кто хоть тебя оцарапал?” Ответил: “Жена!” и осекся. Так и остался он в моей памяти хвастуном. Не могла я к нему привыкнуть. Не было в нем того, чего бы я хотела. Сказала ему об этом. Думала, как репей, не отцепится. Нет, больше не появлялся.

На другой день приехал Виктор, супруг, на мотоцикле. Я его называю супругом, потому что еще с ним не разведена. Смотрит, никого у нас посторонних нет. Подошел к Оленьке, дал ей гостинцев: новую куклу и шоколадку. Видно было, что он только побрился. Пахло его любимым одеколоном “Красная Москва”.

Свеженький был как огурчик. Замелькали мысли в моей голове: “Эх, Виктор, Виктор, может, и вправду я сама во всем была виновата? Говорят, в нынешнее время семья-то на женщине держится!” Посмотрела на него. Какой он хороший! Лучше всех! В этот раз поговорили без скандала. Целый вечер играл с дочерью. Долго катал ее на мотоцикле. На прощание пожал мне руку и, смеясь, сказал: “Зина, я на развод подал!” Этими словами он меня как ледяной водой облил. Ему я на это ничего не ответила, а про себя подумала: “Смейся, смейся, милый, ты в тот раз на суд не явился, а я на этот не приду. Теперь ты меня подождешь”. А когда пришла повестка — пошла. Только всю ночь не спала. Ворочалась с боку на бок. Себя в этот раз поймала на мысли: чем реже он приходил, тем легче я переносила нашу трагикомедию. Придет, всполошит меня, и снова я становлюсь злюкой. Мысленно представила всех своих “донжуанов”, на душе моей сделалось противно и мерзко.

Когда я доказываю своей соседке, что почти каждый мужчина — кобель, она не верит мне. И в душе, наверное, осуждает меня, думает, что я уж совсем… заблудшая. У нас с ней нередко дело доходит даже до ссоры. Своего мужа она так и подавно боготворит. Меня это бесит. Всегда хочется прекратить этот разговор, и в то же время я его опять сама начинаю. Я ей до сих пор завидую. Может, она и есть одна из тех женщин, которых до беспамятства любят и никогда не бросают. Должна признаться, между прочим, что ее тепло, ее вера в любимого и меня согревают и всегда тянет к ней. Вот как тут сделаться такой же, как она?

Недавно я где-то вычитала, что женщины любят тех мужчин, которые ими занимаются. Такая любовь не по мне. В моем характере ситуация обратная: я люблю только тех мужчин, которыми сама увлеченно занимаюсь. На самом деле, я так хочу любить. Неужели больше не встречу такого человека? Эх, и полюбила бы я его тогда. До могилы бы. Пылинки бы с него сдувала. Только смогу ли теперь кого полюбить? Иногда мысленно представляю. Нет. Не смогу. Потому что