— Как я выгляжу? — спрашивает Лаура. Она так взволнована, что ей трудно даже нервничать по-настоящему.

Я против воли улыбаюсь:

— Сногсшибательно. Ему повезло.

Мы проталкиваемся к бару, заказываем пару бокалов перно и два — «Черного русского» (мы обычно так не начинаем, но Лаура хочет попробовать смешать напитки) и спешим к последнему свободному столику на двоих, втиснутому в самый угол.

— Я не ожидала, что здесь будет столько народу, — говорю я.

— Ты имеешь в виду большое количество женщин преклонного возраста? — уточняет Лаура.

— Нет, я как раз была уверена, что бабушек тут соберется целый парад. Меня удивляет, что здесь так много молодых парней и девушек.

— Наверное, они сопровождают мамочек, чтобы те не попали в какую-нибудь историю, — хихикает Лаура.

Ожидание просто висит в воздухе. Несколько угрюмого вида парней в стеклярусных футболках с Элвисом молча сидят и сторожат свои столы.

Мы с Лаурой смотрим на часы. Наглый музыкант должен выйти на сцену через пятнадцать минут.

— Поп-звезды никогда не начинают концерт вовремя, — с видом знатока заявляет Лаура.

— Вряд ли он поп-звезда, а?

Она не обращает на меня внимания и из принципа продолжает быть само ожидание и радость.

Я смотрю по сторонам, на женщин с чрезмерно подведенными глазами и слишком ярко накрашенными губами, и снова оказываюсь там, куда не хотела бы прийти во второй раз.

— Ты не считаешь, что это странно и нездорово, что эти женщины каждую пятницу поклоняются имитатору давно умершего человека? — спрашиваю я.

— Нет. Я считаю, что это очень интересно и романтично — что один человек оказал такое сильное влияние на жизнь столь многих людей, — отвечает Лаура.

— Иисус, — бормочу я.

— Нет, Элвис.

Я не могу определить, случайно или нарочно она вышутила мою раздраженную реплику.

— Тут у всех лица похожи на только что побывавшую под ремнем задницу.

— Белла, они обычные люди. Ты просто привыкла общаться с красивыми людьми.

— Можешь сказать, что это поверхностно, но я предпочитаю общаться с красивыми людьми.

— Это поверхностно.

Я обиженно смотрю на Лауру, и она говорит, что принесет нам еще выпить. Она пробивается к бару и на этот раз приносит две порции водки с апельсиновым соком. Мы выпиваем их слишком быстро. Лаура или нервничает, или волнуется, а я решила, что, если я хорошенько напьюсь, этот вечер пройдет более-менее безболезненно.

— Как думаешь, у нас есть время для еще одного захода? — спрашиваю я.

— Думаю, да, — соглашается Лаура.

Сейчас моя очередь идти к бару. Сначала, когда люди расступаются передо мной, я дружелюбно улыбаюсь, но скоро я уже втыкаю им в спины свои костлявые локти. Мы живем в жестоком мире — или съешь ты, или съедят тебя. Все хотят купить напитки и вернуться на место до того, как на сцене покажется наглый музыкант.

В тот момент, когда я беру два джина с тоником, толпа начинает свистеть и аплодировать. Я медленно, дюйм за дюймом, совершаю обратный путь через толчею. К нам пришел не Санта-Клаус — к нам пришел Элвис. Зал вдруг наполнился пульсирующим ритмом песни «Вернуть отправителю». Я полагаю, это хороший выбор для начала концерта, и я знаю слова — да и кто их не знает? По крайней мере, в пабе «Колокол и длинный колос» такого человека не находится. Повсюду широкие улыбки и покачивающиеся бедра, люди подпевают, прищелкивают пальцами, переминаются с ноги на ногу. Старушки, не стесняясь зубных протезов, улыбаются во весь рот, девушки кружатся, гордо демонстрируя аккуратные талии и высокие попки. Мне это так знакомо, что нагоняет тоску.

Я с переменным успехом двигаюсь вперед. Лаура с бессмысленной улыбкой смотрит на сцену. Она живо пританцовывает и качает головой — слишком живо для первого номера. В тех редких случаях, когда мы попадаем в какой-нибудь клуб, Лаура забывает, что она простая и наивная австралийская девушка. Она придерживается строгих правил, выработанных британской сдержанностью, и примерно десять песен топчется на месте — и только потом начинает танцевать. Но сегодня она возвратилась к корням и забыла о смущении. Амели права — эта девчонка здорово влипла. Я поворачиваюсь в направлении ее взгляда, чтобы самой полюбоваться на объект ее поклонения. Мир перед глазами внезапно со скрежетом останавливается. В своем воображении я вижу три ухмыляющиеся рожи: плохой кармы, злорадной судьбы и простого и неистребимого закона подлости.

Элвис на сцене — это Стиви Джонс.

Лаура

Белла ушла к бару, поэтому и пропустила первую песню. А она была просто улет. Стиви Джонс оказался даже лучше, чем я думала, — а ведь я могла поручиться, что это уже невозможно.

За последние двенадцать дней я испробовала в отношении его самые изощренные фантазии, но почему-то не задумалась о том, во что он будет одет во время своего выступления (в основном я представляла его обнаженным — или обнажающимся). Мое самое яркое реальное воспоминание о нем рисует его как слегка уставшего мужчину, стоящего на платформе «Хаммерсмит». Сегодня он безукоризнен от ботинок до макушки и даже более привлекателен, чем я ожидала. На нем брюки с высоким поясом и белая рубашка с оборками на груди — стиль раннего Элвиса. В его широкие плечи хочется вцепиться пальцами, а по туго обтянутой заднице — хлопнуть ладонью. Его густые волосы зачесаны назад а-ля Элвис, и каким-то образом он умудряется выглядеть лучше, чем того заслуживает любой мужчина с подобным зачесом. Во время нашей встречи в метро не заметила, что у него такие мускулистые руки.

В зале шумно, но в то же время внимание каждого человека приковано к сцене. Все сердца в зале благоговейно тянутся к Стиви. Он безупречно отработал свой первый номер, «Вернуть отправителю». В остроумной и математически точной имитации Элвиса он совершенно верно воспроизвел те не совсем пристойные жесты и движения тазом, скользящие боксерские шаги и движения плечами, которыми славился король рок-н-ролла.

Я влюблена. Конечно, это страсть, а не настоящая любовь. Кроме того, то же самое чувствует каждая женщина в этом клубе и даже некоторое количество парней. Белла возвращается к нашему столику. Она выглядит обеспокоенной.

— Да, народу здесь битком набито, — говорю я сочувственно, — но теперь ты понимаешь почему? Он просто гипнотизирует публику.

— Мне надо уйти отсюда, — выкрикивает Белла.

— Что? — Я ушам своим не верю. — Он чертовски хорош, правда?

Это риторический вопрос, но, если бы Белла подтвердила, что он хорош, это доставило бы мне огромное удовольствие. Мой мужчина воплощенный секс, и еще он талантлив. Женщины лезут на сцену, чтобы сфотографироваться с ним. Говоря «сцена», я имею в виду небольшую площадку, полтора метра на метр, поднятую над полом примерно на тридцать сантиметров. Несмотря на ее незначительную высоту, некоторые поклонницы спотыкаются — или притворяются, что спотыкаются, — и Стиви приходится их ловить. Я смотрю на таких хитрых штучек с нескрываемой враждебностью.