– Потому что, мисс Филомена Локхарт, мы все ждали, что приедет пожилая и толстая дама, а вы молодая и красивая.

– Я не очень молодая и, конечно, не красивая.

Филомена вспомнила, сколько раз ей говорили, что она слишком толстая. Он просто льстец, этот Джани. Ей он очень понравился.

– Вы можете звать меня просто Мена.

Джани покачал головой:

– Вы настоящая английская леди, и я должен обращаться к вам как положено!

– Тогда мисс Мена.

Джани, не останавливаясь, через плечо сверкнул улыбкой и кивнул:

– Мисс Мена. Я думаю, маркизу вы тоже понравитесь.

Филомена потрогала поврежденную губу. Конечно, она на это тоже надеется, потому что маркиз Рейвенкрофт, или, как его называют, Демон-горец, был ее единственным шансом спрятаться.

Лиам невольно заглядывал в темное пространство за дверями столовой. Он был очень голоден и зол. Прошло уже три минуты, и все, сидящие за столом, молча ждали, когда появится последняя гостья, мисс Филомена Локхарт, новая английская гувернантка. Разве можно придумать имя более британское, чем Филомена? Такое имя должно принадлежать остроносой старой деве, говорящей в нос и постоянно неодобрительно хмурящей лоб.

Но тут явилась полногрудая девица с изумрудными глазами, которая очаровала при встрече всех его людей. Смутный намек на ее красоту он разглядел через залитое дождем окно экипажа и через черную вуаль ее шляпы. Все время, что Лиам посвятил мытью и переодеванию, он перебирал в памяти эти несколько мгновений, стараясь восстановить в памяти ее таинственные черты.

Между тем ему следовало думать о сегодняшнем пожаре. Надо было понять, почему срезало чеку на колесе экипажа: ее срезало так чисто, что приходила мысль о преднамеренной порче. То есть ему было о чем подумать, вместо того чтобы вспоминать о прекрасной груди мисс Филомены Локхарт.

Лиам явился в столовую в расстройстве, и тут его настроение испортилось окончательно.

Быстрый стук женских каблучков на каменному полу коридора вторил быстрому стуку его сердца. Лиам вскочил на ноги так быстро, что его стул произвел ужасный скребущий звук. В это мгновение женщина влетела в столовую, поражая взгляд разлетевшимися кудрями и потрясающим декольте.

– Прошу простить меня за опоздание, – запыхалась она, и все присутствующие за столом встали ей навстречу. – Рейвенкрофт, несмотря на то что выглядит прямоугольным в плане, оказался настоящим лабиринтом, и я безнадежно заблудилась…

Слова замерли у нее на губах, когда она увидела его во главе стола. В этот момент Лиам почувствовал самодовольное удовлетворение, так как приложил немало усилий, чтобы привести в порядок свою внешность в ожидании появления на ее лице именно этого выражения. Он даже собрал свои черные волосы в косу и побрился второй раз, чтобы убрать выросшую за день щетину.

Тем не менее Лиам чувствовал себя за этим столом не хозяином, а самозванцем, хотя не ожидал от себя такого. Хотя что в этом удивительного? Он еще не привык к этой роли. Лиам был солдатом, вожаком. Он был убийцей и чудовищем. Но отнюдь не джентльменом и не благородным аристократом.

Благородным аристократом? А ведь он намеревался наказать ее публично за то, что подвергла сомнению его слова и принадлежность к аристократии в присутствии его людей. За то, что отняла у него драгоценное время во время тушения пожара на полях. За то, что заставила его ждать во время обеда.

А еще за то, что занимала его мысли весь вечер. Но, возможно, она спровоцировала его на вспышку гнева, потому что вслух высказала сомнения, терзавшие Лиама, в том, что он может перестать быть чудовищем и превратиться в настоящего лэрда.

Он так ждал, что в ее глазах появится выражение изумления и паники. Но сейчас стало ясно, что все то, что он намеревался сказать или сделать, придется отложить, ибо он в эту минуту забыл обо всем.

И в этом тоже была ее вина. Вся вина за его растерянность ложилась на ее плечи, на ее прекрасные обнаженные плечи. Лиам вцепился в край стола, чтобы устоять на ногах. То, что он представлял себе под густой вуалью и толстой шерстяной ротондой, не шло ни в какое сравнение с мисс Филоменой Локхарт, которая теперь перед ним предстала.

Ее простое платье для званого обеда было сшито из скромного зеленого шелка, на нем почти не было украшений, кроме черной узорчатой тесьмы, нашитой на лиф, и кружев на подоле. Но на такой фигуре, как ее, любое платье становилось необыкновенно соблазнительным. Удивительное мастерство портнихи добилось того, что тесьма подчеркивала пышные полупрозрачные рукава, обнажавшие плечи, а длинные черные перчатки доходили почти до самых рукавов. Простая шелковая лента цвета оникса, окружавшая прелестную шею, была ее единственным украшением. Лиам нехотя признал, что ей не нужно никаких украшений. Она хороша сама по себе.

Лиам был уверен, что ее портниха непременно будет в аду за то, что пробудила в нем греховные мысли и заставила их раскаленной лавой наполнить его тело. Порочные пальцы, изготовившие это платье, прекрасно знали, что станет с любым мужчиной, когда тот увидит эту женщину в этом платье. Оно полностью соответствовало всем требованиям приличия, но каждый, кто знал Филомену Локхарт, понимал, что женщину с такой грудью нужно одевать в платье, застегнутое до шеи. Это проклятое платье было создано, чтобы заставить его страдать.

Лиам почувствовал приступ страшного голода, и обильная слюна заполнила рот. Филомена Локхарт выглядела восхитительно: полные губы похожи на спелую землянику, роскошная белая грудь – на взбитые девонширские сливки. Пышные волосы откинуты назад, и только несколько прядей падают на плечи, как гранатовое каберне.

Его глаза были прикованы к невероятно полным бедрам, к белой коже, стиснутой между рукавами и перчатками. Рука Лиама так плотно схватила дубовый стол, что даже косточки побелели. Но стол был твердым, а ее кожа такой мягкой, если сжать ее руками…

– Он не похож на того пожилого человека, которого вы ожидали здесь встретить, барышня, не правда ли? – Рассел, усмехаясь, прервал молчание.

Лиам посмотрел направо и впервые заметил, что его немолодой управляющий тоже позаботился о своей внешности и даже подстриг рыжую бороду, чего обычно не делал всю зиму до весны.

К счастью, Лиам понял, что никто не заметил его волнение, потому что все смотрели на гувернантку. Кроме, пожалуй, ее самой.

– Признаюсь, я не знаю, что сказать! – Ее грудь волновалась, и она явно готовилась долго извиняться, поэтому он не дал ей закончить.

– Позвольте мне представить вам моих детей, мисс Локхарт. Это Рианна и Эндрю Маккензи.

Дети унаследовали от него иссиня-черные волосы, но их реакция на представление была совсем разной и совершенно неприемлемой.

– Что это случилось у вас с губой? – спросила Рианна. Ее шоколадные глаза на угловатом лице стали величиной с блюдца. – Вы носите косметику? Покупаете ее в Париже? Я слышала, что такую косметику носят только актрисы и проститутки.