— Прошу знакомиться, именинница, это мой лучший друг, Юра, — как всегда непринужденно произнес Алик. — Я привел его вместо подарка, на большее не хватило денег. Так что прошу любить и жаловать.

Ольга испытывала скованность и большую неловкость, но постаралась как можно веселее взглянуть на друга Алика.

Он был невысокого роста, почти такого же, как она сама. Но Ольга никогда не считала, что рост и внешность играют в жизни важную роль.

Внешность у него была такая, как и говорила Вика. Он не был красавцем, но и уродом его нельзя было назвать: худощавый, со светлыми негустыми волосами, небольшими серыми глазами. Он протянул Ольге гвоздичку и сказал:

— Поздравляю.

— Спасибо. — Ольга опять постаралась улыбнуться, но улыбка у нее получилась натянутая, она сама это чувствовала.

Вика усадила всех за стол. Если бы не она и Алик, пытающиеся развеселить присутствующих, за столом царило бы гробовое молчание. Юра был скован не меньше Ольги, а Ольге становилось все хуже.

— Выпьем за девушку, достигшую совершеннолетия, — провозгласил Алик, поднимая стакан с водкой. — Если до совершеннолетия многое из самого лучшего в жизни считается запретным, то после все разрешено официально. Учти это, Юра, и посмотри на эту девушку. На мой взгляд, вы просто созданы друг для друга.

Юра пил, но не становился от этого более разговорчивым.

— Жарко что-то, — вдруг сказала Вика. — Пойдем, Алик, проветримся.

Ольга не успела и рта раскрыть, как Алик и Вика, которым стало одновременно жарко и которых потянуло в мартовскую вечернюю промозглость, похватали куртки и закрыли дверь.

— Мы скоро, вы тут празднуйте без нас, — сказал Алик. — Может, мы вам мешаем ближе познакомиться.

Ольга и Юра остались вдвоем, точнее, одни, потому что это никак нельзя было назвать «вдвоем». Оба молчали, оглушительно тикал будильник, отсчитывая паузу, которая все росла и которую Ольга все никак не могла прервать.

— Выпьем, что ли, — первым произнес Юра.

— Ага, выпьем, — поддержала его Ольга, которая не пила вообще и вино в стакане, налитом ей Викой, лишь пригубливала, но не отпивала.

Теперь она сделала несколько глотков, надеясь, что так избавится от напряжения, все сильнее охватывающего ее. А Юра налил себе полстакана водки и залпом выпил. Вино оказалось кислым и противным, и действия никакого не оказало.

— Ну что ж, это… — Юре тоже слова стали даваться с трудом — видимо, и на него алкоголь оказывал обратную реакцию.

Юра встал и подошел к кровати, на которой сидела Ольга. Видя, как неуверенно он приближается, Ольга хотела вскочить и убежать. Он подсел к ней, неловко положил руку ей на плечо.

— Поцелуемся, что ли, — сказал он, наклоняясь к ее лицу.

Ольга хотела возразить, вскочить, но ее сковало так, что она не могла даже пошевелиться и лишь смотрела, как лицо Юры приближается к ее лицу и как два его глаза по мере приближения сливаются в один.

«Тебе почти восемнадцать, а ты еще ни с кем не целовалась», — вспоминала она насмешливое замечание подруги. Несмотря на то, что ей было уже восемнадцать, тяги к поцелуям она так и не испытывала. А губы Юры коснулись ее. Они были какими-то холодными и мокрыми и напоминали ей прикосновение слизней, которых они собирали в далеком детстве вместе с Викой. Она отстранилась, но он очень неловко закинул ей голову и опять приник к ней губами. На этот раз было еще ужаснее, чем в первый. Его язык разжал ей губы и скользнул ей в рот. Она ощутила вкус его слюны, в которой явственно ощущалось присутствие салата и водки. Его язык шевелился у нее во рту, и Ольга почувствовала, как спазм тошноты сжимает ее горло. Она вырвалась из рук Юры и вскочила, зажав рот. Она едва успела добежать до туалета, а потом пила воду прямо из-под крана, смахивая слезы.

— Не понравился, значит, — сказал Юра, когда она вернулась. — Сама-то, можно подумать…

— Я пойду, Вику и Алика позову… — Ольга торопливо натягивала сапоги, пальто, не в силах больше оставаться вдвоем с Юрой.

— На себя-то посмотри, пугало, — продолжил вдруг обретший дар речи Юра.

Ольга выскочила из комнаты, поспешила к лифту. Она вышла на крыльцо, уличная прохлада освежила ее, прогнав тошноту. Вики и Алика не было видно, а Ольга, забывшая второпях шарф и шапку, начала замерзать на мартовском ветру. Она вернулась в вестибюль, не зная, что ей делать, — возвращаться в комнату к Юре казалось ей самым худшим решением.

— Привет, Олененок, — из лифта навстречу ей вышел Игорь. — Что случилось?

— Ничего, — покачала головой Ольга.

— Не нужно обманывать, я ведь вижу, — возразил он, посмотрев на часы. — Не скажешь?

— Правда, ничего, — настаивала Ольга.

Он еще раз посмотрел на часы и вышел в вечернюю темноту.

Ольга почувствовала приступ острого одиночества, когда он ушел. От его расспросов она начинала успокаиваться, то чувство гадливости, пошлости, которое испытала она от присутствия Юры, начало проходить. Но Игорь торопился, и ему было некогда с ней возиться. Видимо, торопился на свидание к красивой, не общежитской девушке. Вика говорила, что он специально устроился так, чтобы жить одному в комнате: он взрослый красивый парень, и ему нужна личная жизнь. Вторым с ним в комнате прописана «мертвая душа» — человек, снимающий квартиру в Москве, а числящийся в общежитии. Значит, помимо их девушек, у него есть девушки и на стороне, а Ольга, как всегда, все придумала, и Вика была права. Вика во всем права, но что делать, если нормальная жизнь так омерзительна?

— Что, Олюшка, наконец роман завела? — спросила тетя Маша, которая покинула свой пост и подошла к Ольге.

— Какой роман? — Вспомнив про Юру, Ольга вновь почувствовала тошноту.

— Да не скрывай, — доверительно махнула рукой тетя Маша. — Я ведь все вижу. Вон вы как друг на друга смотрите, что ты на него, что он на тебя. Ты не стыдись меня, Игорь хороший парень, я старушка, у меня чутье на людей. О чем говорили-то?

— Он… — У Ольги, которую сейчас сильнее, чем обычно, тянуло к Игорю, созрел план. — Он просил меня одну вещь у него забрать, его до утра не будет, и я должна ему в институт принести…

— А что ж его до утра не будет? — спросила тетя Маша, и Ольга, не нашедшая, что ответить, покраснела, но тетя Маша ответила сама: — На работу пошел. Дежурит где или тяжести разгружает?

— Дежурит. — Ольге было стыдно делать то, что она делала, но тяга была сильнее ее стыдливости и заставляла лгать.

Она не хотела, как Алик, вторгаться в комнату и ложиться в постель. Она хотела просто войти и посмотреть, как он живет. Побыть в его комнате значило почти то же, что поговорить с ним. Ведь все вещи, вся обстановка в комнате — его.

— Ой, тетя Маша, а как же… Он ключи мне забыл отдать. — Она отлично играла, как на занятиях, как на спектаклях. — Что же, за ним на работу идти? Это далеко…