– Фердина! Фердина!

Это Ля Вига!.. Лили отвечает вопросом на вопрос!

– Бебер?… Бебер?

– Он здесь! Мы спускаемся… и Просейдон, и его подопечные… они помогают друг другу сойти, подают руки… они очень хотят идти, неважно куда…

– Сюда, коллега! Сюда!

Этот голос… Харрас! Он не один, вместе с Крахтом… оба в полном военном облачении, причудливо изукрашены… огромные сапоги, ручные гранаты, маузер, как и подобает! Я спрашиваю его:

– Ну что, русские?

– Нет!.. Но они недалеко!

– Ну так ведите их!

– Нет необходимости! Сами придут!..

Причудливая речь, как всегда… И эта предупредительность… Он подчеркивает, что дожидался нас… он позаботился зарезервировать уголок в зале ожидания для всех четверых… Лили, меня. Ля Виги и Просейдона…

– Куда пойдем?

– Сначала вам надо отдохнуть, хотите чуток поспать?

– Да! Да!.. Немного…

– А есть?

– Да! Да!.. Тоже!..

– Тогда рыбы!

Двое наших охранников не покидали поезда, они уселись на наши места… им надо ехать в Берлин… они не ели и не спали… служба!.. Служба!.. А потом они вернутся, тем же самым «рыбным» поездом… но может случиться, что все переменится, не будет больше поездов на Варнемюнде… что рыбная ловля там закончена… запрещена!.. Харрас лучше осведомлен, чем мы… англичане, вроде бы, выслали два больших тральщика к Сопоту… ставить бакены?… Или мины?… Есть чего бояться! Была такая свистопляска в воздухе! По поводу оберартца Гаупта? А что он об этом сказал? Он был неоригинален? А его истязательное поле?… Умирающие за работой?… Харрас отлично все это знал…

– Понимаете, он не может поступать иначе!.. В таких обстоятельствах!.. Он псих, я согласен с вами, но он на своем месте…

Термометр показывает минус четыре…

– Еще не очень холодно… хорошо, поезд с рыбой останется там, на путях… вы уедете на нем… я вам все завтра скажу…

Я предпочел бы, чтобы он сказал мне все тотчас… мы видим этот зал ожидания, полный валяющихся вповалку солдат, которые пытаются заснуть… все немецкие вокзалы точно такие же, забитые спящими солдатами… ранеными… уголок справа уже расчищен, четыре котелка… капустный суп… я вижу, что Ля Вига и грек еле держатся на ногах… они, не успев прикоснуться к своим котелкам, тут же засыпают…

– Детуш! Детуш! Разрешите представить вам сестру Фелицию!..

У сестры Фелиции вполне жизнерадостный вид… никакой печали… даже улыбается, заметим… молодая, не больше тридцати…

– Орден Целомудрия!.. А заботлива!.. С заразными больными… она работала в «Каритас»… знаете, это большая клиника!.. Сестра Фелиция!

– Да, да, Харрас!

Он представляет ее Просейдону… Тот выбирается из соломы… низко, очень низко кланяется… просит прощения…

– Сестра Фелиция!..

Харрас объясняет мне, что она только что прибыла из Берлина… на танке… прямиком… доброволец в лепрозорий… она уже ухаживала за такими… я вижу, они знают друг друга, целуются… впервые вижу их радостными… она ухаживала за больными в «Каритас» десять лет… сперва ради практики, за больными-католиками, а потом так и осталась там… ее не высылали… она не просилась уехать… в «Каритас» было много сестер со всей страны… сестер милосердия из других религиозных общин… им хватало более важных дел, чем следить за событиями… после налетов появились раненые… а сестра Фелиция так и занималась лишь заразными больными… в ее ведение передали всех прокаженных… оттуда и эти десять… пятнадцать… должны подойти другие… они еще бродят по полям… по-видимому… идея лепрозория возникла в министерстве, в Конти… Сестру Фелицию соответственно снарядили… солдатская обувка, вещевой мешок, черный хлеб… прокаженные возжелали, чтобы она немедленно позаботилась о них, сию минуту, чтобы она сменила им повязки… Фелиция согласно кивнула, но у нас не было ни бинтов, ни ваты… есть! есть! Нашлось! У Харраса на первом этаже, у начальника вокзала, весь необходимый перевязочный материал… все приготовлено… Крахт отправился за ним…

– Ja! Ja! Ja!

Но сестра Фелиция не захотела приниматься за перевязки сразу же… ей нужно сперва погладить свою медицинскую шапочку, немедленно!.. Харрас сказал, что он и об этом позаботился! Во-первых! Там утюг, гладильная доска, дрова для печки, и она будет совершенно одна… начальник вокзала и стрелочник уехали на Западный фронт… я замечаю, что Харрас уже смеется не так громогласно и раскатисто… его ооааха! Он не печален, но и не смеется больше… мне хочется узнать о многом… я хотел бы с ним поговорить… мы ждали его, сидя на соломе… потом легли… ждали сестру Фелицию… мне кажется…

* * *

Я еще слышал, как поезд… пф!.. пф!.. замедляет ход, потом останавливается… еще один поезд с рыбой?… Возможно ли?… А потом вооруженный отряд… топот сапог и бряцание оружия… команды такие и противоположные, хриплый голос, по-немецки… я слушаю, не открывая глаз, только представьте себе!.. Они собрались перед вокзалом?… Без сомнения… какофония звуков доносится из зала ожидания, распростертые люди… храп и бормотание, и еще стоны… среди всех этих несчастных, свалившихся от усталости, кому-то было совсем худо… это не ницшеанская система, как там, на Востоке, естественный отбор с помощью холода, но сама обстановка приводила к тому же результату… я убежден, каждые три-четыре дня их выстраивали для смотра… всех, кто валялся… тех, которые уже окоченели, следовало убрать… их ждали ямы… очень многие умирали в поездах, от кровотечений и гангрены… это понятно, когда едешь с одного фронта на другой… дни и ночи на той же гнилой соломе, без санитаров, без перевязок… мы-то там отдыхали, Ля Вига, я, Лили… не то чтобы спали, нет!.. Но расслабились… вдоволь соломы!.. О! Вовсе не беззаботно!.. Даже Бебер в своей сумке был начеку, не мурлыкал… среди этого шума не просто узнать знакомые шаги… те, что касаются вас… я различаю… это уж точно… Харрас… Крахт… их шаги вдалеке… они ищут нас!.. Да! Это они! Переступают через тела… Харрас заметил меня… освещает фонариком…

– Детуш!.. Детуш!.. Новость! Очень важная для вас!.. Для всех троих… Слушайте!.. Слушайте!..

Я выбираюсь из соломы, и Ля Вига, и Лили…

– Я позволил себе… Мадам, вы меня извините… очень важно для вас…

Мы слушаем… он громко шепчет…

– Французское правительство покинуло Виши…

– Ну и?…

– Оно эвакуируется в Зигмаринген…

Необходимо пояснение… Зигмаринген? В Германию?… Да, да!.. Конечно!.. Но это на крайнем юге!.. На швейцарской границе!..

Я вижу, как Ля Вига меняется в лице… Обычно бледный до синевы, он вдруг багровеет…

– Ах, Фердина!.. Фердина! Спасение!

Он вскрикивает…

– Подумайте о других, Ля Вига! Это еще не конец!..

– Так что, уезжаем? Когда?