Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проклятие! Кто же еще, черт возьми? — Джако зарычал на нее. — О Боже, Пип, ты продырявила мне живот!
— Так тебе и надо! В следующий раз не будешь красться за мной в темноте, — ответила она шепотом, потирая шишку на голове. — И нечего жаловаться! Это ведь меня треснули по голове!
— Тише! — прошептал Бен, подходя к брату и сестре. — Забыли, где мы?
Пип и Джако притихли, поглаживая свои болячки. Через секунду Пип спросила:
— Ну, чего мы ждем? Идемте же!
Наступила странная пауза, и Джако спокойно, слишком спокойно произнес:
— Нам надо поговорить с тобой, Пип. Мы тут кое-что придумали.
Пип забеспокоилась и почти с раздражением спросила:
— А разве мы не можем сперва удрать отсюда, а потом разговаривать?
Снова непонятная пауза. Беспокойство Пип росло. Ее братья что-то недоговаривали, что-то такое, что, чувствовала Пип, все переменит в ее жизни. И она со страхом ждала, что теперь будет.
Легкий звук нарушил тишину — это Бен зажег маленькую свечку, которую всегда носил в кармане. При слабом свете дрожащего пламени они смотрели друг на друга.
Пип совсем забыла, что на ней надето старенькое платье служанки Айви, но выражение восторга на лицах братьев сразу напомнило ей об этом.
— У, — гордо произнес Бен, — ты просто принцесса!
Джако тоже не мог поверить собственным глазам:
— Пип! Кто бы мог подумать, детка, что ты станешь такой раскрасавицей, едва наденешь платье!
Пип улыбалась, наслаждаясь комплиментами братьев. Забыв о необходимости бежать, она кокетливо подхватила юбку и принялась кружиться перед ними.
— Вы думаете, я и вправду ничего? — робко спросила она.
Братья радостно закивали. Но улыбки их вдруг разом погасли, и Джако вздохнул:
— Как тебе здесь?.. Скажи, тебя никто не обидел? Пип покачала головой.
— Нет, — честно ответила она. — Почти все добры ко мне. Слуги еще боятся меня, но они не злые. Нет, меня никто не обижал. Накормили вволю…
— В таком случае не можешь ли ты задержаться здесь еще немного?
— Остаться здесь? — Пип не верила своим ушам. — «Почему я должна здесь оставаться? — Ее охватила тревога. — Я хочу домой!
Джако произнес чуть слышно:
— Пип, мы с Беном подумали, что здесь, может быть, самое безопасное место для тебя.
— Безопасное? Но почему? Почему я не могу чувствовать себя в безопасности вместе с вами?
Джако и Бен переглянулись. Бен произнес:
— Пип, мы уже собирались пойти за тобой, но тут пришел главарь. Он был взбешен как никогда. — Бен вздрогнул. — Я действительно на мгновение подумал, что он пустит в ход кулаки. — Его голос стал тише, и он угрюмо сказал:
— Но, Пип, знаешь, почему он взбеленился? Из-за тебя! Из-за того, что ему до тебя не добраться!
Пока Пип недоумевающим взглядом смотрела то на одного, то на другого, Джако продолжал взволнованным, настойчивым голосом:
— Разве ты не понимаешь, Пип! Здесь ты в безопасности! Здесь он тебя не достанет. — И нехотя добавил:
— Пип, он был так зол, что не стеснялся в выражениях и дал нам с Беном ясно понять, что он задумал сделать с тобой…
Джако нахмурился:
— Он бормотал жуткие вещи, вроде того, что ты станешь орудием мести за все выпавшие ему в жизни обиды и насмешки. А еще — что не будет ждать больше ни дня и сразу потащит тебя в свою постель. Если ты сегодня вернешься домой вместе с нами, — повысив голос, с болью проговорил Джако, — завтра в это же время ты станешь его любовницей, хочешь ты этого или нет!
Пип подавила застрявший в горле комок. «Никогда!»
— Мы же можем найти другое место, где я могла бы спрятаться! — отчаянно предложила она.
— Ты знаешь место, где главарь не найдет тебя? — только и спросил Джако.
Пип покачала головой и ответила глухо:
— Хорошо. Я остаюсь. — И тут же воскликнула С болью в глазах:
— А вы? Что будет с вами? Что вы ему скажете?!
— Мы просто скажем ему, что дом слишком велик, чтобы обыскать каждую Комнату, и что, прежде чем мы отыскали тебя, проснулся один из слуг и нам пришлось уносить ноги.
— Но он снова пришлет вас сюда!
— Конечно, он так и сделает, но по крайней мере на несколько дней мы собьем его со следа.
Слова Бена не принесли большого облегчения Пип.
— Мне это не нравится! Он убьет вас, если подумает, что вы ослушались!
— Не думаю, — ответил Джако спокойно; — Прежде всего ему никогда не придет в голову, что мы соврали ему. Ведь раньше мы всегда слушались его беспрекословно. Почему бы нам не подчиниться И на этот раз? — Не ожидая — ответа, он продолжал:
— А может быть, мы скажем, что нам удалось застать тебя одну, но ты поклялась, что будешь кричать, пока не поднимешь весь дом на ноги. В общем, что-нибудь придумаем. А ты проверь хорошенько, в какой бы комнате ты ни спала, что никто не проникнет к тебе без твоего ведома. — С помрачневшим лицом он добавил:
— Мы с Беном можем держать главаря в неведении какое-то время, но рано или поздно ему надоест слушать наши отговорки, и он пошлет за тобой кого-нибудь другого. Мы сделаем все, что от нас зависит, и будем
вставлять им палки в колеса, но и ты должна быть осторожна, сестренка!
Пип долго смотрела на них при свете свечного огарка. Страх, забота, самоотречение сменяли друг друга на ее лице, и в конце концов она бросилась Джако на грудь, страстно обнимая его.
— Будь осторожен, — прошептала Пип. Поцеловав Бена столь же горячо, она оторвалась от него и быстро скрылась в темноте.
Вздохнув, Ройс открыл глаза, не понимая, что заставило его пробудиться от неспокойного сна. Несколько минут он лежал в темноте прислушиваясь. С улицы доносился скрип проезжающих экипажей, подковы лошадей гулко стучали по булыжной мостовой. Он услышал, как ночной сторож в отдалении возвещает три часа пополуночи.
В доме было абсолютно тихо, однако что-то разбудило его. «Шестое чувство? Или инстинкт? Или чистейшей воды упрямство?» — усмехнувшись, подумал он.
Так как минуты проходили, а он не понимал, почему так внезапно пробудился, Ройс встал и потянулся за халатом, лежавшим на стуле рядом с кроватью. Набросив на плечи красивое одеяние из черного Шелка, он подошел к большому бюро из красного дерева, стоявшему у стены. Пошарив там, он нашел свечку и кремень. Секундой позже, уже с зажженной свечкой, он огляделся вокруг.
Здесь ничто не могло его разбудить. Не здесь, так где же? Инстинкт подсказывал ему, что в доме чужие, а Ройс был человеком, твердо полагавшимся на инстинкт.