Блины раздавали бесплатно, так же как и варенье нескольких сортов, разлитое по фарфоровым пиалкам, и горячий душистый чай. Я был сыт по горло, но блины пекли тут же, на газобалонной печке, задорные молодые женщины, сыпавшие шутками-прибаутками, и выглядели они так аппетитно (эмм… это, пожалуй, про блины), что я не удержался и слопал три штуки и выпил чашечку чая с вареньем.

И сразу стало веселее, не знаю, от чая с блинами и печкиного ароматного жара, от ласковых женских взглядов и двусмысленных шуток, от азартных воплей толпы или от всего этого разом и от общей энергетики праздника, пронизывающей всё окружающее пространство и без промаха стреляющей в каждого прохожего зарядом радости и счастья.

Хорошо-то как!

Сейчас вот так сразу и не вспомню, было ли у нас в Москве такое, чтобы всех подряд бесплатно кормили блинами. У нас ведь бесплатно разве что на пинках выносят, и то без души, сугубо по гостевому протоколу.

Гуляя между конкурсами-соревнованиями, я обратил внимание на исполинскую ёлку, увешенную безразмерными гирляндами и, пожалуй, целой тонной разнообразной мишуры.

Судя по тому, что я видел, когда мы ехали из областного центра, реликтового хвойного леса тут отродясь не было, а в основном преобладают невысокие березы и осины, и то не сплошным массивом, а небольшими рощицами.

Так что, надо полагать, ёлку привезли по спецзаказу из другого региона.

Это я к тому, что местная власть проявляет трогательную заботу о населении: праздники устраивает («по-советски», как сказал Гордеев), блинами кормит, ёлки таскает за тридевять земель… значит, какую-то вину за собой чувствует? Всё-таки химкомбинат, в связке с сопутствующими предприятиями и Арсеналом для хранения БОВ, это не кондитерская фабрика, наверняка тут масса подводных камней и вредных побочных эффектов…

Вскоре я оказался возле ДК и обнаружил за украшенными новогодней графикой витринами фойе душераздирающее зрелище: десятка два детишек шести-двенадцати лет сосредоточенно корпели у мольбертов, словно это были плановые занятия в изостудии, а на улице в это время не кипела общегородская гулянка.

Руководила всем этим безобразием троица девиц репродуктивного возраста, одна из которых так мне понравилась, что я решил немедля познакомиться поближе.

* * *

По сравнению с улицей в фойе было тихо и несуетно. Справа расположились несколько киосков с предметами «народных промыслов» и солидный буфет с разными плюшками, слева был гардероб и рисовали дети, прямо по курсу виднелись двустворчатые массивные двери, ведущие, по логике, в зрительный зал.

Из-за дверей доносилась мелодия в исполнении детского хора: множество звонких голосов нестройно, но с неподдельным энтузиазмом, выводили «У дороги чибис…».

На мой взгляд, тема песенки не совсем соответствовала формату новогодних каникул, да и двери были плотно закрыты (возможно, намёк, что все кому надо давно на месте, а посторонних не приглашают), поэтому в зал я не пошел, а сразу устремился в левый дальний угол, к рисующим детям. Вот это мне гораздо ближе по духу.

Вдоль стен стояли стенды с готовыми «работами». На стене висел плакат с условиями конкурса, где в числе прочего сообщалось, что первые три места получат путевки в детские лагеря отдыха разного статуса.

Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что это вовсе не конкурс, а плохо замаскированная благотворительная акция из разряда «подарок в обмен на каракули».

При мне двое редкозубых близнецов сдали на диво бездарные рисунки (запусти на планшет пьяную мышь с вымазанным краской хвостом, и то лучше выйдет) и получили из рук обольстительной снегурочки по увесистому пакету с конфетами-печеньем-яблоками-апельсинами. Надзиравшая за близнецами надменная старуха — по-видимому, их бабушка — имела наглость уточнить, когда будут подводить итоги конкурса и куда потом победителям подойти за путевками.

Для особо любопытных в самом низу плаката жирным шрифтом было написано, что подведение итогов состоится 17 января в семь часов вечера, в этом самом ДК, но моя избранница вежливо ответила на все вопросы и ни разу не возмутилась.

— Чего тянуть-то? — пробурчала старуха. — Могли бы завтра с утра объявить, дурное дело нехитрое…

Близнецы меж тем бесцеремонно рвали пакеты и тащили из самой сердцевины особо привлекательные конфеты.

Экие отморозки, однако. Как видно, химкомбинат это не просто градообразующее предприятие, а также местный вариант Кармы и Предопределения. Одним словом, химия — в массы.

Пока моя избранница работала с желчной патронессой редкозубых бездарей, две другие снегурочки живо отреагировали на моё присутствие и подошли узнать, чего я желаю.

Обе девицы были милы и вполне привлекательны в своих голубеньких снегурочкиных кафтанчиках, но я уже сделал выбор, поэтому сказал, что желаю, в принципе, много чего, однако сейчас у меня конфиденциальное дело к девушке, которая разговаривает с пациенткой… эмм… с куратором участников конкурса.

Снегурки с некоторым разочарованием вернулись к художественно озабоченным детишкам, а я дождался, когда, наконец, удалилась вредная старуха с зубастиками, и решительно подошел к Екатерине Солнцевой, арт-мастеру. У неё в петлице висел бейдж, а я глазастый, вовремя рассмотрел.

Поздоровавшись, я представился московским художником-передвижником, отрабатывающим провинциальные площадки для грядущих экспозиций.

Тугая коса до пояса, глаза — бездонное небо над Русской равниной, ангельское личико, и едва ли не идеальная фигура: вряд ли в комплекте к такой внешности прилагается смекалка Эйнштейна и неприступность Пенелопы (для тех, кто не читал Гомера, но смотрит разное кино — я имею в виду не Пенелопу Крус, а верную жену Одиссея, правителя Итаки). Такое сочетание будет уже вопиющей диспропорцией и вообще исключением из правил. Прибавьте к этому следующие обстоятельства: глухая провинция, полная безнадёга в плане брачных перспектив на фоне суровой рабоче-крестьянской массы, и вдруг откуда ни возьмись появляется младой московский живописец, симпатичный, интересный, во всех отношениях свободный и галантный.

Да это ведь просто принц из сказки, ни убавить, ни прибавить!

Нет, я не рассчитывал, что девушка по первому зову всё бросит и помчится за мной на край света — разве что как вариант, но к радушию и теплому приёму был вполне готов.

Поэтому, представившись, я изобразил давно и тщательно отрепетированную улыбку Леонардо (от великого, но скромного мэтра — восхищенным простушкам) и царственно скрестил руки на груди, приготовившись получить щедрую порцию немедленного обожания.

— Это к заведующему. Второй этаж, третья дверь налево. — Красавица смерила меня равнодушным взглядом, ткнула пальчиком куда-то в недра ДК и, развернувшись, отошла к рисующим детям.

Упс. А что-то не сработало…

Может, я одет не по формату? Беретка набекрень и модный шарфик навыпуск наверняка бы добавили аутентичности, но сейчас уже поздно, раньше надо было думать.