Признаться, его просьба произвела на меня впечатление, и я вежливо ответила:

— Да, конечно.

В Мадриде мы пересели на другой самолет и снова оказались рядом. Я дремала, пока Артур Буа не начал трясти мою руку и не разбудил меня, предложив полюбоваться открывшимся видом. Еще в полудремоте я посмотрела вниз. Самолет делал круг над морем, заходя на посадку, и я увидела город во своей красе. Утренний воздух был прозрачен.

— Вот она, — сказал Артур, указав вниз, — Барселона, эта пожилая дама, которая остается вечно молодой. Живя между горами и морем, она обладает великой созидательной силой. Барселона — это искусство и жизнь.

Сверху были видны порт и старая часть города с возвышающимися над ней шпилями церквей, а также пересекавший эту часть слегка изогнутый бульвар.

— Это Рамблас, — пояснил Артур.

А дальше открывались жилые массивы с зелеными бульварами и проспектами. Поднявшееся над морем солнце освещало южные стороны домов, оставляя в тени северные.

— Это Энсанче, живой музей модернизма, — сообщил мне Артур. — Вот такая она, наша дама. Ей более двух тысяч лет, и кажется, что она мирно отдыхает под теплыми лучами светила, удобно устроившись между Средиземным морем и горами, между прошлым и будущим и не замечая человеческого муравейника. Но на самом деле жизнь в Барселоне бьет ключом. — Артур сделал широкий жест рукой, словно представлял друг другу двух людей. — Барселона, это сеньорита Кристина Вильсон. Кристина, у ваших ног Барселона. Желаю вам счастливого пребывания здесь. Наслаждайтесь.

Я упустила из вида Артура на паспортном контроле и вновь встретила его, когда мы ожидали багаж. Один из моих чемоданов задерживался, и он, проявив любезность, сказал, что подождет вместе со мной.

— Спасибо. Проблем не будет, — заверила я его. — Я юрист и превосходно разговариваю как на испанском, так и на каталонском. Если они потеряют мой чемодан, я обойдусь с ними так, как они того заслуживают.

Артур засмеялся и, прощаясь, еще раз предложил звонить ему, как только возникнет необходимость.

Я подумала, что необходимости вновь встречаться с очаровательным Артуром у меня не возникнет. Тогда я не подозревала, как впоследствии пожалею о том, что это знакомство состоялось.

Страшно не люблю ждать, когда появятся чемоданы, особенно если они запаздывают, или их разбивают, или вообще теряют. Но порой ничего другого не остается, и через несколько минут мой последний чемодан появился на ленте транспортера. Погрузив все на тележку, я направилась к выходу.

Среди встречающих я увидела табличку с надписью: «Кристина Вильсон». Того, кто держал табличку, я узнала с трудом. Это был Луис Касахоана Бонаплата. Черты лица у него удлинились, но, оставаясь тучным, он уже не был тем краснощеким толстяком, которого я помнила. Когда наши взгляды встретились, на лице Луиса заиграла знакомая мне улыбка.

— Кристина! — крикнул он.

Едва ли Луис узнал во мне девочку-подростка, покинувшую Барселону в тринадцать с небольшим лет. Скорее его внимание привлекло выражение моего лица в тот момент, когда я увидела табличку.

Он обнял меня, поцеловал и взял мою тележку.

— Как ты выросла! — воскликнул Луис, направляясь к выходу и окинув меня оценивающим взглядом. — Какая ты красивая!

— Спасибо. — Я помнила, что Луис несколько надоедлив, и мне хотелось поубавить его бьющий через край энтузиазм. — Вижу, ты уже не такой толстяк.

Он залился смехом:

— А ты все такая же проказница.

«Да. Наверное, — подумала я. — Но надеюсь не оправдать твоих надежд». Честно говоря, мне совсем не улыбалось, чтобы Луис все время опекал меня.

Это произошло, когда мы вышли из здания и я во второй раз увидела того же самого совершенно незнакомого мне человека. Этот нахал не сводил с меня глаз. Я же обратила на него внимание, когда открылась автоматическая дверь, — за секунду до того, как увидела Луиса и его табличку в толпе встречающих. Меня заинтересовала его внешность, хотя особого значения этому я не придала. Но сейчас, неожиданно для него увидев, что он смотрит на меня, я выдержала его взгляд, желая наказать за бесцеремонность. Но он поступил так же, поэтому я смутилась и отвела взгляд.

От вида этого типа меня бросило в дрожь. Этот старик, посещал парикмахера, наверное, месяц назад. Его седая борода и волосы отросли на полсантиметра. Черный пиджак и остальная одежда, тоже темная, контрастировали с сединой. Но более всего поразили глаза старика — тускло-голубые, внимательные, холодные, недружелюбные.

Что это еще за шалый прощелыга, — подумалось мне. Не хотелось бы связываться с таким. Вы уже знаете, что я не из робкого десятка, но встретиться с таким один на один крайне неприятно.

Луис между тем расспрашивал меня о том, как прошел полет, не устала ли я, спала ли… Когда же мы добрались до автомобиля, красивой спортивной машины серебристого цвета с откидным верхом, он уже интересовался здоровьем моей семьи. При этом Луис сообщил мне, что его родители покинули город и поселились в очаровательной деревушке на севере Коста-Брава.

На пути к гостинице он выказал любопытство по отношению к моей личной жизни.

— Ах! У тебя жених.

— Нет, нареченный, — уточнила я.

— А я лиценциат по вопросам антрепренерства, специалист по маркетингу и сам антрепренер.

— Много же тебе понадобилось времени на то, чтобы одолеть все эти науки, — с иронией заметила я.

— Да, и кроме того, я разведен.

— Что ж, — засмеялась я, — это я вполне понимаю.

Он тоже засмеялся. Я не сомневалась: залогом всего лучшего в Луисе был прекрасный характер.

— Ты проказница, — повторил он.

— Ты говорил мне то же самое еще четырнадцать лет назад.

Луис снова засмеялся.

— Я был толст, но умен.

Когда Луис начинал говорить о себе, его рассказ мог затянуться, поэтому я сменила тему:

— А что слышно об Ориоле?

— Об Ориоле?

Вопрос о кузене, казалось, смутил его, и я заметила, что он нажал на акселератор своего «БМВ».

— Да, об Ориоле, о твоем кузене.

— Помню. — Луис нахмурился. — И не дави на меня, маримандона[2]. — Меня рассмешили его тон и это слово, которое я не слышала четырнадцать лет. Раньше Луис часто так называл меня. — продолжил он. — Он самый одаренный в семье… В плане интеллектуальном, в остальном же самый одаренный, разумеется, я… — И он снова посмотрел на меня, высокомерно улыбнувшись.

— Погоняй, молоток!

— Слушаюсь, маримандона. — Я молчала и ждала, когда он заговорит. Луис сказал: — Так вот, самый одаренный в семействе превратился в хиппи, анархиста и неудачника.