— Если бы он это знал, этих людей наверняка бы арестовали.

— Мы так не думаем, — произнес Абу. — Мы думаем, что они слишком влиятельны, чтобы твой друг смог до них дотянуться.

Севилья

9 июня 2006 года, пятница, 10.00

Фалькон знал, что, подначивая Анхела Зарриаса, он не добьется никакой зримой пользы, но он рассчитывал нанести его оболочке некие невидимые повреждения, которые позже могут привести к прорыву. Анхел Зарриас все-таки раскрылся, да и как могло быть иначе? Пока он готовился к битве против разрушительных сил материализма и безжалостной энергии радикального ислама, его подруга, женщина, которую он любил, дулась, точно обиженная двухлетняя девочка: эту женщину пожирали ее жалкие потребности и заботы. Она воплощала для него все неправильное в современной жизни, которую он выучился презирать: вот почему он решился использовать столь же разрушительные силы и фанатичную энергию, дабы вернуть лишившийся целей мир обратно в прежнее русло.

Фалькона начало беспокоить, что ярость, которую вызвало у Анхела известие о неуместном раздражении Мануэлы, может привести к опасной закупорке сосудов или фатальному инфаркту. Сорок пять лет политических разочарований Анхела наконец вылились в извержение разрозненных признаний, которые, несомненно, показывали, что он и «Фуэрса Андалусия» участвовали в заговоре, но они не помогли следствию перескочить пропасть и вступить на неизведанные территории.

Как они предварительно договорились, Фалькон не должен был никого допрашивать между половиной одиннадцатого и полуднем. Он собирался посетить похороны Инес Конде де Техада. Он поехал на северную окраину города, на кладбище Сан-Фернандо. Приблизившись к кладбищу, он насчитал три телевизионных фургона и семь операторских групп.

На кладбище был весь Edificio de los Juzgados и весь Дворец правосудия. У ворот клубились около двухсот человек, большинство из них курили. Фалькон знал их всех и не сразу смог пробраться сквозь толпу к родителям Инес.

Они и так не были высокими, а после смерти дочери, казалось, уменьшились в размерах. Они словно съежились от огромности этого события, а количество людей вокруг просто ошеломило их. Фалькон произнес должные слова соболезнования; мать Инес поцеловала его и обняла так крепко, словно он был спасателем в этом море человеческих существ. Рукопожатие ее мужа было почти неощутимым. Лицо его было вялым, глаза слезились. За ночь он постарел на десять лет. Он разговаривал так, словно не узнает Фалькона. Когда Фалькон собрался уходить, мать Инес схватила его за предплечье и хрипло прошептала: «Ей надо было остаться с тобой, Хавьер», но ответа на это не последовало.

Фалькон влился в толпу, направлявшуюся по обсаженной деревьями аллее к фамильному склепу. Операторские группы были тут как тут, но держались на расстоянии. Когда гроб стали поднимать по ступеням, некоторые женщины в толпе запричитали. Подобные случаи, особенно если речь идет о безвременной смерти, всегда производят эмоциональное потрясение и заставляют глаза увлажниться; многие мужчины вынули носовые платки. Одна из пожилых женщин закричала: «Инес! Инес!» — когда гроб исчез во мраке, и по всей толпе, казалось, прошла конвульсивная дрожь от горя.

После короткой погребальной церемонии толпа рассосалась. Фалькон вернулся к машине, склонив голову; ему так сильно стиснуло горло, что он не мог ответить тем немногочисленным людям, которые пытались его остановить. Он поехал обратно, он был один, и это было облегчение: наконец-то развязался огромный узел запутанных чувств. Он остановился у управления полиции и с минуту поплакал, положив голову на руль, прежде чем собраться с духом, чтобы отправиться на следующую серию допросов.

К обеду все они осознали фундаментальную проблему. Даже Риверо, самый слабый из троих, не дал допрашивающим необходимого звена, которое связало бы «Фуэрса Андалусия» и изготовителей бомбы.

На совещании между Эльвирой, дель Реем и Фальконом, где они пытались сформулировать наиболее серьезные реальные обвинения, которые можно предъявить трем подозреваемым, Эльвира высказал предположение, что недостающее звено найти не удастся, ибо его не существует.

— Им нужно было кому-то отдать то, что сделал Хассани, — возразил дель Рей.

— Кроме того, думаю, мы все теперь согласимся, что Рикардо Гамеро покончил с собой из-за карточки электрика, которую он передал имаму через Ботина: Гамеро чувствовал свою ответственность за то, что произошло, — сказал Фалькон. — Марк Флауэрс говорил мне, что имам ожидал более плотного наблюдения. Собственно, он сам хотел, чтобы в его кабинете установили микрофон: благодаря этому антитеррористический отдел КХИ мог бы узнать о плане Хаммада и Сауди. Очевидно, никто из них не знал, что вместе с микрофоном будет установлена и бомба. И вот ключевой момент: Гамеро вернулся к тому человеку, который дал ему карточку, и потребовал объяснений. Кто дал карточку Зарриасу?

— Возможно, Зарриас тоже не знал о бомбе, — заметил Эльвира. — Может быть, он просто считал, что передача карточки связана с усилением наблюдения со стороны «Информатикалидад».

— Мне очень хочется увидеть здесь Лукрецио Аренаса, — проговорил Фалькон. — Он продвигал своего протеже Хесуса Аларкона, чтобы тот принял бразды правления у Риверо. Он — давний друг Анхела Зарриаса, он входит в состав группы «Горизонт», с ним сотрудничают Бенито и Карденас и именно он в конечном счете владеет «Информатикалидад».

— Но пока эти ребята его не выдадут, вы можете только разговаривать с ним, — напомнил дель Рей. — Рычагов давления на него у вас нет. Мы продвинулись так далеко исключительно потому, что нам повезло найти свидетеля, который видел Татеба Хассани в доме Риверо в субботу вечером, а также потому, что Риверо в результате смутился и потерял самообладание — во время первой беседы с ним, которую проводили вы с инспектором Рамиресом.

Фалькон был в комнате наблюдения, следя за новой серией допросов, которая началась в четыре. Около пяти у его плеча возник Грегорио.

— Якобу нужно с вами поговорить, — сказал он.

— Я думал, у нас не предполагается сеанса до сегодняшнего вечера.

— Мы дали Якобу возможность выходить на связь в экстренных случаях, — объяснил Грегорио. — Разговор касается ритуала посвящения.

— У меня нет с собой книги Хавьера Мариаса.

Грегорио достал из портфеля запасной экземпляр. Они поднялись в кабинет Фалькона, и Грегорио подготовил компьютер к сеансу связи.

— На этот раз реплики могут появляться на экране с запозданием, — предупредил Грегорио. — Мы стали применять другую программу шифрования, а она работает немного медленнее.

Грегорио уступил Фалькону его место и отошел к окну. Фалькон сел за компьютер и обменялся вводными фразами с Якобом, который начал с того, что времени у него мало, и кратко изложил утренние события. Он написал о казни, при которой присутствовал, но ни словом не упомянул об инсценировке своей собственной казни. Фалькон откатился от экрана вместе с креслом.