– Всё хорошее, что делается руками на этих несчастных островах, это – индусы, всё – индусы.

Как я уже говорил, играл я в театре, который находился на Ноттинг-хилле. Это, скорее, на юге. А Мейда-Вейл находится, скорее, на севере. Спектакли начинались в восемь вечера, заканчивались в десять. Часа полтора потом я проводил в пабе и в полночь отправлялся «домой». Мне нравился этот маршрут. Он занимал у меня около часа, а если я пытался поэкспериментировать, то и больше. Приходил я на Мейда-Вейл во втором часу, тихонечко проходил в свою каморку, немного читал или, если выпитое не выветривалось за время прогулки, засыпал, не читая. Лори было не видно и не слышно.

После третьего моего спектакля я вернулся домой в половине второго ночи, изрядно выпившим и счастливым. За день до этого вышла «Дейли телеграф», где мой спектакль был назван событием, и критики поставили ему пять звёзд. Кировский балет в той же газете удостоился только трёх. После выхода газеты все билеты на мои спектакли были раскуплены. То есть повод выпить был. Я по привычке как можно тише открыл дверь, вошёл и увидел, что в гостиной горит свет и Лори сидит на диване, но не спиной ко входу, а лицом.

– Юджин заставляет себя ждать. Что думает известный актёр о рюмке хереса в столь поздний час?

Когда подошёл к ней, я увидел на столике бутылку, два бокала и газету «Дейли телеграф». Бутылка была выпита больше чем наполовину. Она щедро налила мне и себе, закурила и сказала:

– Технический администратор театра, в котором ты работаешь, моя младшая дочь Сара. Не сомневаюсь, что она может найти для меня билет на твой спектакль. Но я привыкла, что в театр меня приглашают. Я доверяю оценкам «Дейли телеграф» и буду ждать приглашения. – Она в три глотка осушила свой бокал и нетвёрдой походкой удалилась, уже издалека сказав:

– Спокойной ночи! И выключи свет, когда закончишь.

Лори посмотрела мой спектакль через пару дней. После его окончания она подошла ко мне, строгая, но нарядная, даже с накрашенными тёмно-бордовыми губами. Я видел, что она взволнована и не знает, как начать говорить. Без лишних слов она крепко пожала мне руку и сказала, что приглашает в субботу на ужин. Ресторан она выберет сама.

Это был весьма странный ужин. Лори пригласила меня в индийский ресторан, а я тогда ничего не понимал в индийской еде, да и сейчас я в ней не особенно разбираюсь. Свой выбор она объяснила тем, что английской еды не существует как таковой, потому что английские мужчины научились только пить, а к еде они относятся так же, как к женщинам. То есть безразлично. Перед ужином Лори куда-то сходила или съездила, сделала себе причёску и оделась в костюм тёмно-бордового цвета. Под пиджаком была ярко-синяя шёлковая блузка. Синяя, «вырви глаз», с маленькими головами медузы Горгоны на золотых пуговках:

– Подарок, – сказала она, и подмигнула.

Такой нарядной я её ни до, ни после не видел. Она заехала за мной в условленное место на кэбе. Помимо запаха духов, от неё уже немножко пахло алкоголем и сигаретами. Всю дорогу до ресторана она разговаривала с индусом-таксистом, разговаривала любезно и, видимо, остроумно, потому что кэбмен постоянно хохотал и бил рукой по рулю. Но я не мог понять, что говорит Лори, потому что говорила она быстро и как-то очень по-лондонски. Когда мы доехали до места, она вышла из такси первой, потом дождалась меня и решительно ухватила меня под руку.

– В ресторане нас ждёт моя старинная подруга, она приехала из Суррея, – сказала Лори медленно, специально для меня. – Она очень хорошая. Завтра она идёт на твой спектакль. Я уже купила ей билет. Не так уж часто удаётся похвастать перед подругой парнем, про которого пишет «Дейли телеграф».

В тот день у меня был выходной. Я не запланировал никаких встреч и перед самим собой не брал никаких обязательств что-то написать или прочесть. Я отправился на ужин с Лори с лёгким сердцем, ожидая чего-то особенного.

Ресторанчик, в который она меня пригласила, оказался совсем небольшим. В нём сильно пахло специями, народу было немного, интерьер мне показался совсем небогатым, но Лори там были рады. И худенький, маленький, совсем чёрненький индус, который открывал дверь, и толстый индийский дядька в строгом костюме, но с кудрявой бородой и в тюрбане, видимо, управляющий или администратор. Он раскланялся, покачал из стороны в сторону головой и оскалил большие белые зубы.

Когда мы вошли, Лори скинула с плеч тонкий шерстяной платок, который был на них наброшен, и закутала им руки, которые часто дрожали. Она этого очень стеснялась. А иногда у неё заметно подрагивала голова. Однако когда она выпивала, подрагивание и дрожание пропадали.

Мы подошли к столику, за которым сидела дама, на вид младше Лори, однако в очевидном тёмно-русом парике и с чем-то меховым, наброшенным на плечи. Дама быстро оглядела меня и поднялась навстречу Лори для радостных объятий. Она оказалась чуть выше моей домохозяйки, тоже с абсолютно прямой спиной, широкими плечами, тоже с большим бюстом, но, в отличие от Лори, с формами и в остальных местах.

Мне уделили совсем немного внимания. Две подруги зацепились языками, и я был уже практически не нужен. Судя по отдельным фразам и по упоминанию России, Сибири, театра и имени Юджин, Лори всё рассказала обо мне своей подруге, которая представилась Джейн. Та периодически восхищенно переспрашивала: «Оу! Риали?!» – и посматривала на меня. Говорили они так быстро, что я ничего не мог разобрать. Они сразу же заказали себе выпить: Джейн попросила джин-тоник, а Лори – виски. Я попросил пива. На что Лори сморщилась и, подмигнув, сказала: «Надеюсь, пиво ты будешь пить без молока?» – и, видимо, сразу же рассказала Джейн про то, как я пью чай, потому что, дослушав её, Джейн засмеялась, посматривая на меня, да и Лори тоже.

Обе дамы заказали себе что-то, даже не заглянув в меню. А для меня это меню было китайской грамотой. Я заказал себе какую-то курицу, потому что слово «чикен» было мне понятно. Только «чикенов» там было много, в разных вариантах. Я ткнул пальцем наугад. Лори поинтересовалась моим выбором, одобрила его, многозначительно кивнув и выпятив нижнюю губу.

Это уже потом Лори рассказала мне, что они с Джейн, будучи детьми дипломатов, в ещё дошкольном возрасте стали ходить в одну балетную школу в Вене, где служили их отцы. Она рассказала, с каким трудом они покидали нацистскую Вену и возвращались в Лондон. Дом её отца когда-то находился в районе Челси. Но поскольку она родилась в Австрии и всё раннее детство и даже начальную школу прожила не в Лондоне, у неё всегда был и так и остался специфический выговор. А в Челси, сказала она, этого всегда не терпели.

– Это сейчас в Челси селятся все, у кого есть деньги, – пояснила она. – Они могут и вовсе не говорить по-английски. Это уже никого не беспокоит и не раздражает. А раньше от тебя там воротили нос, если ты говорил не так, как исконный житель этого прекрасного района, чёрт бы его побрал! Куда катится старая Англия, будь она неладна?!

С Джейн Лори дружила всю жизнь. По возвращении в Лондон они продолжили занятие балетом. Но у Лори случилась серьёзная травма колена, и балет она покинула, хотя долго продолжала учить маленьких детей азам этого сложнейшего из искусств. Джейн, закончив свою балетную карьеру, уехала в Суррей, где преподаёт балет в хорошей школе по сей день. Лори сказала, что у Джейн было много романов, которые ни к чему, кроме разбитого сердца, не привели. Детей у Джейн не случилось, и поэтому несмотря не всё остальное, Джейн, по словам Лори, всю жизнь ей завидовала, ведь у Лори две дочери от двух браков.