Шэ-гун предложил зайти в огромный храм.

— Уверен, там вы увидите, как клан Цзи чинит свои обычные святотатства. Только законный наследник Дань-гуна может говорить с небесами. Но семейство Цзи делает все, что им вздумается, и глава фамилии, Кан, любит воображать себя гуном.

Великий храм Дань-гуна впечатляет, как и Лоянский, но он гораздо древнее. Дань-гун основал Лу шесть веков назад. Вскоре после его смерти в память о нем воздвигли этот храм. Конечно, о действительном возрасте любой постройки повсюду и всегда можно поспорить. Поскольку большинство китайских храмов деревянные, я почти уверен, что даже самые древние храмы воссозданы, как феникс, по давно утраченным оригиналам. Но китайцы настаивают — как и вавилоняне, — что раз они всегда тщательно копировали первоначальную постройку, то ничего на самом деле не изменилось.

Перед самым храмом выстроилась в боевом порядке тысяча пеших воинов. На них были кожаные панцири, через плечо — вязовые луки, на поясе — длинные мечи. Воинов окружали дети, уличные женщины, торговцы снедью. В дальнем конце площади на алтаре жарились жертвенные животные. Настроение царило скорее праздничное, чем боевое.

Шэ-гун спросил стражника в дверях храма, что происходит, и тот ответил, что Кан обращается к небесам. Шэ-гун вернулся ко мне по-настоящему опечаленным.

— Это действительно страшно. И кощунственно. Он не гун.

Мне было любопытно узнать, что происходит внутри храма, и мой хозяин постарался объяснить:

— Лжегун говорит предкам, которые не его предки, что на страну напали враги. Он говорит, что, если небеса и все праотцы с улыбкой взирают на него, он остановит врага у Каменных Ворот. И тем временем предлагает предкам все обычные жертвы, молитвы, музыку. Потом командующий войсками подстрижет ногти, и…

— Что-что? Что он сделает?

Шэ-гун с удивлением взглянул на меня:

— Разве ваши полководцы не подстригают ногти перед боем?

— Нет. Зачем?

— Затем, что, когда умирает кто-то из наших знакомых, мы перед похоронами подстригаем ногти, в знак уважения. Поскольку на войне люди погибают, командующий заблаговременно готовится к похоронам, надев траур и подстригая ногти. Затем он ведет войско через предвещающие несчастье ворота — здесь это Низкие Северные Ворота — и выходит на поле боя.

— Я думал, командующий хочет иметь дело только со счастливыми знамениями.

— Да, — сказал Шэ-гун несколько раздраженно. Как и большинство людей, любящих объяснять, он не любил, когда его спрашивают. — Мы выходим через противоположные, в соответствии с небесным обычаем. Выходим через несчастливые, чтобы вернуться через счастливые.

За время своих путешествий я понял, что большинство религиозных воззрений кажутся бессмысленными, если ты не посвящен во внутренние таинства культа.

— Он также обращает тринадцать молитв к числу тринадцать.

— Почему именно тринадцать?

Шэ-гун купил у уличного торговца маленькую жареную ящерицу и не предложил мне ни кусочка, что я счел плохим знамением, а он, без сомнения, хорошим.

— Тринадцать, — сказал Шэ-гун с набитым ртом, — знаменательное число, поскольку тело имеет девять отверстий, — я вспомнил, как отвратительно их описывал Шарипутра, — и четыре конечности. Девять и четыре — тринадцать — символизирует человека. После славословия числу тринадцать полководец вознесет молитву, чтобы этот человек был избавлен от точек смерти. Точка смерти, — поспешно проговорил он, пока я не задал вопроса, — это та часть тела, которая менее всего защищена небесами и поэтому наиболее восприимчива к смерти. Несколько лет назад мне сказали, где находится моя точка смерти, и я тщательно оберегаю ее от чужих глаз. По сути дела…

Но я уже не слушал. В этот момент бронзовые двери храма распахнулись, нефритовые палочки ударили в барабаны, нестройно зазвенели колокола, воины замахали яркими шелковыми знаменами. Все взоры обратились к выходу из храма, где стоял потомственный диктатор Лу.

Кан-нань был маленький толстый человечек с гладким, как яичная скорлупа, лицом. Он был одет в траур. Кан-нань торжественно повернулся к нам спиной и троекратно поклонился предкам внутри храма. Затем оттуда вышел высокий внушительного вида мужчина, тоже в трауре.

— Это Жань Цю, — сказал Шэ-гун, — управляющий клана Цзи. Он поведет войско к Каменным Воротам.

— А войска Лу не существует?

— Существует. Войско Цзи.

Как и у большинства китайцев, у Шэ-гуна не было понятия о национальной армии. Там почти во всех странах каждый клан имеет свои войска. Поскольку у самого могущественного клана самое большое войско, он и пользуется наибольшей властью в государстве. Единственное исключение представляет собой Цинь, где Хуань-нань умудрился свести в одно войско не только дружины своих собратьев-аристократов, но и вообще всё население, способное носить оружие. Получившееся военное государство спартанского типа выделяется среди всего Срединного Царства.

— И кто победит? — спросил я.

— Ци богаче и сильнее Лу. Но Лу отличается святостью и древностью. Все доброе и хорошее народ Срединного Царства связывает с основателем этого города Дань-гуном.

— Но чтобы выиграть войну, вряд ли достаточно быть мудрым, добрым и древним.

— Несомненно достаточно. Такие вопросы решают небеса, а не люди. Если их оставить людям, циньские волки поработят нас всех. Но небеса держат волков в немилости. Подозреваю, война будет недолгой. Ци не посмеет нарушить мировое равновесие, захватив Лу, даже если бы могло, что сомнительно. Жань Цю — прекрасный полководец. И истинный последователь Конфуция. Он даже был вместе с ним в изгнании. Но семь лет назад Конфуций сказал, что его долг быть здесь, и с тех пор Жань Цю служит управляющим у Цзи. По-моему, у него немало достоинств, хоть он и не родовит. И поэтому я всегда с ним вежлив. — (Шэ-гун выразил ему высшее признание).

Диктатор обнял своего полководца. Затем каждому воину была предложена священная плоть. Когда все проглотили по куску жареного жертвенного мяса, Жань Цю выкрикнул команду, которой я не понял, и с другой стороны площади к нам прогрохотала колесница с двумя воинами.

Излишне говорить, Шэ-гун узнал офицера в колеснице. Он всегда говорил, что никто в Срединном Царстве не имеет столько знакомств.

— Это заместитель командующего. Тоже ученик Конфуция. По сути, у клана Цзи всем управляют ставленники Конфуция, вот почему Кан-нань вызвал его после всех этих лет. — Шэ-гун посмотрел на заместителя командующего, который отсалютовал диктатору. — Не могу вспомнить его имя. Но это опасный человек. Я как-то слышал его слова, что никто из нас не должен жить за счет других. Я был ошеломлен. Рад сообщить, что и Конфуций тоже. Помню его ответ, я процитирую часть: «Ты должен делать то, что тебе надлежит на твоем месте в жизни, как и простой народ должен делать то, что надлежит ему. Если ты мудр и справедлив, люди со своими младенцами за спиной будут смотреть на тебя. Поэтому не трать понапрасну времени, взращивая собственный рис. Оставь это крестьянам». Конфуций также сделал одно очень верное замечание…