Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думал.
— Ну и как? Что надумал?
— Коротко сказать? Не знаю, не получалось еще… Знаешь, по-моему, в каждой стране есть люди, которые считают ее своей, и те, для кого она чужая. А в нашей стране такая ерунда вышла, что все стали понимать её по-разному. Наша с тобой Родина — это Россия, как бы ее ни называли — Российская империя или СССР. Мы так сами ещё в детстве поняли, так чувствуем, хотя ни ты, ни я — не русские вполне. Связь души со страной — это у нас не национальная связь. Какое отношение к национальности имеет чувство свободы, когда кругом тысячи километров твоей, безграничной земли? Этого Европа в славянах и татарах никогда не понимала. Этим духом Россия приумножалась, пока в Европе рвали землицу на мелкие клочья. И этот непонятый европейцами дух вселял в них ужас.
Националисты меряют нас на себя, а мы, при всей своей русскости, не националисты! Но добили за семьдесят лет нашу Россию. Не стало свободы. Её отбирали ради ради великой идеи. Слишком многим людей заставили жертвовать, многое насильно меняли… И республик полсотни настругали. До идеала так и не добрались, зато отучили всех сосуществовать по-славянски, по-русски. Теперь ради денег свободу и жизнь отбирают…
Поэтому многие другие, бок о бок с нами жившие, — не так думали о Союзе. Они поняли Союз не как одну, слагавшуюся веками и теперь покрашенную на карте в разные цвета страну, а вроде множества республик, которые кто-то насильно вместе сложил и держит. Откуда на самом деле большинство этих республик взялось, как их сверху насаждали, — это ведь вопрос, который многие люди себе не задавали. Потом вся эта демагогия началась о национальных суверенитетах… Вот и вышло, что формально все родились и присягали СССР, а на самом деле, кто как понял: кто большой, от начала времен многонациональной России, а кто тому огрызку, без Южной Сибири, Белоруссии и Украины, без добытого Петром Балтийского моря, который назвали РСФСР. Третьи вообще посчитали, что присягают только своей союзной или автономной республике…
Серж молчит, и по нему не видно даже, слушает или нет.
— Потому и разнобой? — неожиданно спрашивает он.
— Да. Не все ведь понимают, что Союз был возродившейся, но оторванной от многих корней и загодя поделенной под нынешний развал Россией. Даже прочитай «СССР» наоборот — получится «РССС». На искаженное слово «Россия» похоже. И мы тут все, кто был в одной пробитой снарядами каменной коробке: ты, я, Али-Паша, Гриншпун с Семзенисом, да Сырбу с Оглиндэ, невзирая на место рождения и национальность, — из этой самой, любимой нами, изувеченной, но все еще не убитой до конца страны. Страны, которая ни Молдове, ни Литве не противоречит. Национальное нас не раздражает. Нас раздражают подлость и злоба, которые убивают людей и воздвигают границы… Мы — рожденные в РССС.
Из фойе гостиницы выползает Жорж.
— Присаживайся, Жоржик, — гостеприимно приглашает Серж своего постоянного компаньона.
Колобок садится и нашаривает в кармане портсигар. Протягиваю ему недавно приобретенный свой. Он игнорирует.
— О чем грустят отцы-командиры?
Жорж достает и открывает свою табакерку. Ну конечно, нужно ему потрошить мои «Зимбру»! У них еще есть «Золотое руно»! По аромату Сержева дыма мог бы догадаться!
— Да все о вас, дорогие подчиненные!
— Ой, растрогал! У тебя-то какая забота?
— Сейчас Кацап снова как свинья нажрется. И Тятя, может быть, тоже.
— Пойти, что ли, помочь?
— Не сейчас. Чуть позже. Срань болотная отвалит с халявы, тогда пойдем.
— Вас ист дас,[69]как ты говоришь, «срань болотная»? — отзывается вопросом Жорж.
— Оперуполномоченные.
— А! Тогда понятно… Хорошая все-таки штука — мир. Бабье лето какое! Погодка — красота! Сколько раз мечтали так просто здесь посидеть! И вот теперь сидят, как сычи. — Глаголя этот жизнерадостный спич, Колобок поудобнее вкручивается в скамейку рядом со мной. Что-то он сегодня говорлив.
— Мы ж хотели после победы, а не черт знает как! — кисло бросает Достоевский.
— Ну, это не причина!
— Да отстань ты. Мы не грустим. Лень просто! — отзываюсь я.
— Умгу, — кратким отзывом подтверждает Серж.
— Классное было лето! Лучше бы я вместо этого городишки пролежал бы под яблоней у ставочка. В садах все ветки — до земли! В правой руке — удочка, левую протягиваешь — и грызешь джонатан или белый налив.
Колобок определенно настроен лирически. И несколько часов перед этим где-то пропадал. У девок был, что ли?
— Скоро от твоего поросячьего счастья в селах все коровы с козами передохнут!
— Это почему же?
— Почему-почему, — дразнит его Серж. — Сожрут их казаки, баста!
— Я же сказал сдохнут, а не сожрут.
— Тогда объясняй!
— Чего объяснять? Урожай в самом деле огромный. И не убирает никто. Не видели, что ли? Под деревьями красно от яблок и прочего. Осы кусаться перестали, от обжорства падают на лету! В сады скот забредает и жрет. И после травы переварить падалицу не может. Копыта у них крючит, животы раздувает — и капут, заворот кишок.
— Ужас! Неужто такое от фруктов бывает?
— Глянь! Признался-таки, что козел, — боится! — резюмирует опасения напарника благодушествующий Достоевский.
Жорж по старой привычке этой язвы не замечает.
— А местами падалица и вовсе слоем бродит, бакш от браги до небес стоит! Скотина, нажравшись, лежит пьяная в стельку. Последний раз ехал — десяток овец у осыпавшегося виноградника видел. Никакие. Даже стоять не могли. Хозяин с пастухом как раз подогнали грузовик и кидали их в кузов.
— Скоро и мы тоже… Подниматься не пора?!
Лениво делаю Сержу тормозящий жест рукой. Пропить остатки мозгов, как Федя и Тятя, мы успеем. Лучше еще немного подразним Жоржа, не успевшего охладеть от проявленного нами цинизма.
— Эх! Может, к воде лавку подтащим? — с другого боку заходит Колобок на тему. Но желающих тащить нет.
— А может, тебе и удочку принести?
— Нудятина! Зачем с удочкой сидеть, когда гранату бросить можно? — критикует мою идею Серж.
— От гранаты толку нет. С пацанами проверяли. Бултых, бабах — и одна дохлая жаба плавает.
— Надо было бросить две.
— Ну и две жабы было бы.
— Некультурный ты человек, Жорж! По французским меркам очень прилично! Такой деликатес всплыл!
— Вот сам и жри!
— Я в конце июня, когда жрать совсем нечего было, об этом уже подумывал.
— Фу-у!
— А что, раков жрать, что ли? Не знаешь, чем в Днестре они уже полгода питаются?!