Эплби вздохнул.

– Да, очень редко. Но в один прекрасный день мы до него доберемся. Продаст он пару пушек не тем людям (к примеру, на задворках Индии), и кое-кто может наконец потерять терпение. Важным людям посоветуют тихо выйти из совета директоров его компании, а нам прикажут взять его в оборот. Это не слишком вероятная фантазия, но мне она нравится. Вы ведь недостаточно хорошо разбираетесь в экономической составляющей могущества хозяина аббатства Шун или я ошибаюсь?

– Если говорить об экономике, – капризно отозвалась Белинда, – мне известно только, что меня он оценивает ровно в восемь фунтов в неделю.

– Да, слышал. Вот почему Патришия так обрадовалась, когда вы к ней там присоединились. Ведь ему пришлось платить ей столько же.

Наступила пауза, обычно означавшая, что Белинда погрузилась в глубокие раздумья.

– Но, Джон, это странно. Уверена, она получала такие же деньги и прежде. Ведь у Патришии образование значительно лучше моего. Она более квалифицированный работник.

– Белинда Элиот, вы – дитя привилегированного класса. Неужели я первый сообщаю вам об этом? Наш друг Шун очень богатый человек, и он почувствовал, что не должен платить меньше дочери другого более чем обеспеченного человека. Назовем это чувством солидарности плутократов. Но, будучи, как я подозреваю, щепетильным в мелочах, он и Патришии повысил жалованье. Она чуть не расплакалась от радости, а теперь ходит по магазинам на других улицах.

– Эта игра непереносимо затянулась, и пора… – Но Белинда осеклась и передумала покидать убежище. – Неужели все полицейские умеют так ловко заинтересовать собеседника, чтобы вытянуть информацию? Но давайте поступим наоборот. И вы расскажете мне о нашем бедняге Джаспере то, чего я не знаю. Я ведь всего лишь маленький винтик в его империи.

– А что о нем рассказывать? Он сейчас на пике процветания, как вы можете догадаться, получая от него огромные суммы для участия в аукционах. Понимаете, ему стало гораздо спокойнее. Нет необходимости играть в опасные игры и вооружать мятежников всех мастей. Сейчас он торгует только с теми, кого даже наши власти считают потенциально законными правителями стран.

– Что значит «потенциально законными»?

– То есть с людьми, которые правили бы государством, если бы глупый народ во время выборов не проголосовал за других индивидуумов. И на вырученные деньги он может позволить себе самые редкие египетские папирусы и бесчисленное количество античных амфор.

– Знаете, на меня ваше мнение о нем навевает тоску. Но все равно, разве вам не интересно познакомиться лично с этим отъявленным злодеем, не говоря уже о том, чтобы осмотреть аббатство? – И Белинда снова поднялась, но на этот раз с большой осторожностью. – Послушайте, давайте выбираться отсюда. Нас так и не нашли, а игра, вероятно, давно закончилась.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Эплби. – Не происходило вообще ничего с тех пор, как…

Он резко осекся.

– Белинда, разве вы не сказали мне, что на время игры свет в коридоре останется включенным?

– Конечно. Освещены должны быть все коридоры. Нельзя зажигать только люстры в комнатах.

– К тому же свет из коридора был виден через тонкую щель в дубовой панели. Вот здесь. Но, как я только что заметил, его больше нет. Он пропал. – Эплби сжал ладонь Белинды. – И послушайте внимательно.

Прямо над их головами одновременно и близкий в кромешной тьме, и обманчиво далекий, словно сигнал водолаза для оказавшихся в ловушке затонувшей подводной лодки моряков, раздался мелодраматичный, абсурдный и невероятно зловещий стук трости слепого секретаря Паука.

9

Раст-Холл снова погрузился в темноту. Но на этот раз у Джона Эплби не оказалось под рукой даже портативного фонарика. Как, впрочем, и у всех остальных. Совсем недавно каждый разгуливал с одним из них по дому, а теперь все они оказались в мешке, унесенном прочь сэром Рупертом Элиотом. Ко второму нежданному затемнению Раст-Холл был готов еще хуже, чем к первому.

Как только Эплби и Белинда совместными усилиями отодвинули в сторону потайную панель, до них донесся неясный ропот голосов снизу, сверху, со всех сторон. Пока они выбирались наружу, бормотание перешло в крики и вопли. Вечеринка у мистера Элиота опять принимала дурной оборот.

– Это уже кажется однообразным, – быстро проговорила Белинда, будто боялась выдать собственный страх. – Я даже слышу, как мисс Кейви снова солирует в паническом хоре.

И действительно, визг мисс Кейви, хотя и чуть приглушенный расстоянием, можно было безошибочно выделить среди прочих голосов.

Эплби взял Белинду за руку, и они медленно двинулись вдоль коридора.

– Хочу надеяться, – сказал он, – что глаза тех четырех щенков смотрят на нее сейчас из темноты… Должен сделать невеселое признание. У меня есть с собой коробок, но в нем осталась всего одна спичка. Прибережем ее на самый крайний случай. Ведите меня за собой. Мне все же не верится, что вы устроили эту заваруху сами, спрятав тумблер в нашем потайном убежище, чтобы вырубить свет и включить граммофон с записью этого треклятого «тук-тук-тук»… Боже, что я несу! Извините.

Они вышли на площадку главной лестницы дома. Здесь царил бесконечный хаос, отзвуки которого отражались от стен. То там, то здесь вспыхивали спички, но тут же гасли, задуваемые холодным ночным сквозняком, необъяснимым образом гулявшим теперь по всему дому.

– Пустите в ход свой внушительный голос, – попросила Белинда.

Эплби готов был подчиниться, но еще не успел набрать в легкие воздуха, как его опередили. Откуда-то из центра холла внизу кто-то крикнул:

– Всем немедленно успокоиться!

Голос не звучал внушительно, но был исполнен такой еле сдерживаемой злости, что гости разом застыли на своих местах.

– Это Топлэди – приятель Тимми, – объяснила Белинда. – Еще один дипломат в пеленках. Но, оказывается, и он способен на сюрпризы.

– А сейчас, – продолжил Топлэди, – необходимо заняться окнами. Многие из них почему-то оказались открыты. Пусть мужчины найдут их и закроют.

Топлэди сделал паузу, чтобы убедиться, насколько точно выполняются его поручения. Когда он продолжил, из его голоса окончательно пропали нотки обеспокоенности и тревоги.

– Будет логично предположить, – заговорил он снова с трезвой рациональностью, которая одна была сейчас способна окончательно унять последние волнения, – что свечи, а за ужином их было на столе очень много, оставили там до утра. Так поступают в большинстве домов. Просто из разумной экономии.

Эти его слова возымели совершенно неожиданный эффект. Явное желание истинного джентльмена избежать бестактного намека на скупость в ведении домашнего хозяйства владельцев Раст-Холла даже в столь экстремальных обстоятельствах подействовало окончательно успокаивающе, и гости полностью пришли в себя.

– Я сейчас отправлюсь за ними. А джентльмена, который помог нам в первом случае – уж простите, не запомнил вашей фамилии, – я попросил бы снова проверить предохранители.