Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питт осторожно сунул рыбину под мышку и снял ее с крючка здоровой рукой. Затем заглянул в крошечные бусинки ее глаз.
– Ну что, старина, – ликующе сказал он, – вот мы и дома!
Капитан Мадерас и его корабль вышли из Сан-Фелипе и возобновили поиски, когда пришел вызов от Хагенов.
– Сэр, – сообщил радист, – я только что получил важную радиограмму с яхты “Первая попытка”.
– Что в ней?
– Шкипер, американец по имени Джозеф Хаген, докладывает, что во время рыбной ловли он выловил из воды человека.
Мадерас нахмурился:
– Вероятно, он подразумевает, что подцепил на крючок труп.
– Нет, сэр. Он определенно утверждает, что это был живой человек.
Мадерас был не на шутку озадачен:
– Вряд ли это может быть тот, кого мы разыскиваем. Вы же сами видели труп. Имеются ли какие-нибудь сообщения с кораблей, находящихся в районе поисков, об исчезновении кого-то из членов команды?
Радист отрицательно покачал головой:
– Нет, сэр. Я ничего не слышал.
– Где находится яхта?
– Двадцать морских миль к северо-западу от нас. Мадерас вошел в рулевую рубку и кивнул Идальго.
– Держите курс на северо-запад, пока не заметите американскую яхту.
Затем он снова повернулся к радисту:
– Попросите Джозефа Хагена сообщить нам подробности о человеке, принятом на борт. Прикажите ему оставаться на месте. Мы подойдем к нему минут через тридцать пять.
Идальго глянул на него поверх лежащей перед ним карты:
– Что вы думаете об этом?
Мадерас улыбнулся:
– Как добрый католик я обязан верить в чудеса, о которых рассказывает святая церковь, но это чудо я хочу увидеть собственными глазами.
* * *
Флотилия яхт и мексиканских рыболовецких судов имеет в море Кортеса свою собственную систему ком муникаций. Это своего рода братство владельцев различных судов в духе старых добрых времен, когда соседи обменивались свежими новостями по телефону. Разговоры касаются сводок погоды, сообщений о предстоящих вечеринках, последних известий из родных портов и всяких других всевозможных сведений и слухов.
Известие о том, что владелец “Первой попытки” подцепил на леску человека, мгновенно облетело весь залив. По пути оно обрастало множеством невероятных подробностей, домыслов и преувеличений. Рассказывали даже, что Хагены поймали касатку, в чреве которой обнаружили живого человека.
Некоторые из самых больших судов имели радиостанции, чья мощность позволяла им напрямую общаться со своими коллегами в Соединенных Штатах. Поэтому скоро сообщения из Калифорнийского залива достигли и Вашингтона.
* * *
Сообщение Хагена было получено и мексиканской морской радиостанцией в Ла-Пасе. Радист немедленно запросил подтверждения, но Хаген едва успевал отвечать на бесчисленные вызовы других владельцев яхт и оставил его без внимания. Не получив ответа, радист ограничился тем, что отметил его в своем журнале и сосредоточился на официальных сигналах.
Сменившись с дежурства двадцать минут спустя, он совершенно случайно упомянул о нем в разговоре с дежурным офицером.
– Бред какой-то, – прокомментировал он. – Сообщение было передано по-английски. Вероятно, какой-нибудь нализавшийся гринго развлекался радиоиграми.
– Лучше пошлите патрульный катер для проведения инспекции, – приказал офицер. – Я, со своей стороны, информирую Военно-морской штаб северного округа.
Но это оказалось уже ненужным. Мадерас сам известил штаб и на полной скорости шел по направлению к “Первой попытке”. Штаб также получил неожиданный приказ, причем непосредственно от своего командования в Мехико, срочно принять все необходимые меры для проведения спасательной операции.
Адмирал Рикардо Алварес завтракал с женой в офицерском клубе, когда запыхавшийся адъютант положил перед ним на стол оба сообщения.
– Человек, пойманный рыболовом, – взорвался Алварес. – Вздор какой-то!
– Сообщение капитана Мадераса с “G-21”, – доложил адъютант.
– Когда Мадерас доберется до яхты?
– В любой момент, сэр.
– Я не понимаю, почему флот должен заниматься каким-то туристом, потерявшимся в море.
– По слухам, сам президент заинтересован в его спасении.
Адмирал Алварес печально посмотрел на жену:
– Я всегда говорил, что наш последний договор со Штатами был ошибкой. Теперь нам предстоит носиться с американцами каждый раз, когда кто-нибудь из них свалится в залив.
Так что по-прежнему вопросов было больше, чем ответов, в тот момент, когда Питт покинул “Первую попытку”, как только патрульный корабль лег в дрейф в нескольких десятках метров от нее.
Он стоял на палубе яхты, опираясь на плечо Хагена, который успел стащить с него мокрый и порванный комбинезон и снабдить рубашкой для гольфа и шортами. Клари поменяла повязку на его плече и заклеила пластырем страшную ссадину на лбу.
Он обменялся рукопожатием с Джозефом Хагеном:
– Думаю, что я самая большая рыба, которая когда-либо попадалась вам на крючок.
– Не сомневайтесь, мне будет что рассказать внукам.
Питт поцеловал Клари в щеку:
– Не забудьте прислать мне рецепт вашей ухи. Я за всю жизнь не ел ничего вкуснее.
– Надо думать, – рассмеялась Клари. – Вы выхлебали не меньше галлона.
– Я всегда буду в вечном долгу перед вами. Вы спасли мне жизнь. Спасибо вам огромное. – Питт помедлил и с помощью матросов спустился в маленькую шлюпку, присланную с патрульного корабля. Как только он поднялся на палубу, где его приветствовали капитан Мадерас и лейтенант Идальго, корабельный врач повел его в свой кабинет для осмотра и оказания первой помощи. Прежде чем спуститься по трапу, Питт обернулся и помахал на прощание Хагенам.
Джо и Клари стояли, обнявшись на палубе, наблюдая за тем, как силуэт патрульного корабля медленно таял на горизонте. Затем Джо повернулся к жене и недоуменно заявил:
– Признаюсь, я за всю жизнь не поймал больше четырех рыбин за раз. И не мне тебе говорить, какой из тебя повар. Но что, черт возьми, имел в виду этот парень, когда хвалил твою уху?
Клари вздохнула:
– Бедный мальчик. Он так плохо себя чувствовал и был так голоден, что у меня не хватило духа сказать ему, что я накормила его консервированным супом, сдобренным бренди.
* * *
ис Старгер находился в Гуаймасе, где обыскивал асиенду, служившую штаб-квартирой Золарам, когда по спутниковому телефону получил сообщение из Калехико, что Питт жив. На этот раз мексиканские власти были сама любезность и позволили ему и его людям делать все, что им заблагорассудится, лишь бы получить дополнительные улики, позволяющие привлечь к суду династию похитителей произведений искусства.