litbaza книги онлайнРазная литератураКрушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 126 127 128 129 130 131 132 133 134 ... 342
Перейти на страницу:
себя «прокладку в Сибири вторых путей на всем протяжении однопутной Транссибирской железной дороги, переделку узкоколейной Московско-Архангельской линии на широкую колею с использованием тяжелых рельсов и строительство Мурманской железной дороги, открытой в декабре 1916 года»[1144]. 1050-километровую железнодорожную колею до Мурманска удалось построить рекордными темпами — за 12 месяцев. Всего к 1917 году было проложено 12 тысяч километров полотна железной дороги из 17 тысяч, ранее намеченных военно-транспортной программой правительства[1145]. В прокладке путей огромную роль сыграли созданные Ставкой железнодорожные батальоны, которые также управляли транспортными артериями на захваченных территориях.

Росла и легкая промышленность. Однако население не вполне отдавало себе отчет, что на 3/4 она работала на то, чтобы одеть и обмундировать армию. А за ее пределами образовался дефицит. В городах и деревнях не хватало сапог, мануфактуры, плугов, элементарных гвоздей.

Что снизилось за годы войны, так это собственное сельскохозяйственное производство, и потери не полностью компенсировалось поставками извне. «В начале войны в России никому не приходила в голову мысль о необходимости бережливого расходования ее сельскохозяйственных богатств, — подмечал генерал Юрий Данилов. — Меры по введению в Германии надзора за расходованием припасов вызывали в России лишь иронические замечания о скором приближении времени, когда мир для немецкого народа станет необходимостью. Только в 1915 г. с отступлением русской армии из западно-пограничной полосы, в которой погибли весь урожай и масса скота, только тогда начал в армии чувствоваться недостаток продовольственных припасов и продуктов»[1146]. Уже с осени 1915 года три четверти городов страны, по свидетельству видного экономиста Николая Кондратьева, испытывали дефицит тех или иных продуктов, а со следующей весны по инициативе земств и городского самоуправления в ряде местностей — не в столицах — стала вводиться карточная система, причем карточки не всегда были обеспечены реальными продовольственными товарами[1147]. Урожай 1916 года составил не более 72 % от среднего за предшествовавшие годы, сократились поставки продовольствия в столицы.

Возмущение общественности не знало предела. «С продовольствием стало совсем плохо, — сокрушался Родзянко. — Города голодали, в деревнях сидели без сапог, и при этом все чувствовали, что в России всего вдоволь, но нельзя ничего достать из-за полного развала в тылу. Москва и Петроград сидели без мяса, а в это время в газетах писали, что в Сибири на станциях лежат битые туши… Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-либо сделать со стороны властей»[1148]. Что ж, ситуация в народном хозяйстве во время войны везде была не простой, а бардака, извините за выражение, в России всегда хватало.

Однако следует заметить, что, с одной стороны, продовольственные трудности в России имели куда меньшие масштабы, чем в других воевавших странах, и значительную массу населения не затронули вообще. А, с другой стороны, для дефицитов имелся и ряд причин непреодолимой природы. За годы войны заметно сократилось число занятых в сельском хозяйстве, а также площадь обрабатываемых земель, в том числе и из-за захвата их неприятелем. Подорванной оказалась материально-техническая база сельского хозяйства. К началу 1917 года из деревни в армию было изъято 2,6 млн лошадей, 30 % дворов оказались безлошадными. Парк сельхозмашин сократился на треть[1149]. При этом резко увеличилось количества едоков, получающих продовольствие бесплатно — в армии и на оборонных производствах.

Небезосновательно мнение современных статистиков о том, что «существенную стимулирующую роль в ускорении кризисных процессов сыграло… утверждение Государственной думой фиксированных закупочных цен на рожь и пшеницу в конце 1915 г. и принятое весной 1916 г. царским правительством решение о введении продразверстки»[1150]. По воспоминаниям генерала Гурко, самым непосредственным образом сталкивавшегося с экономическими вопросами в Ставке, «когда министром земледелия был назначен граф Бобринский, в соответствии с требованиями общественных деятелей, которые заботились исключительно об интересах города и промышленных рабочих, были введены твердые цены на сельскохозяйственную продукцию без одновременного ограничения цен на предметы первой необходимости сельского населения. Такая практика явилась нарушением фундаментального экономического принципа сбалансированности спроса и предложения. Незаметно, но и неизбежно количество предпринимателей, работающих на рынке сельскохозяйственной продукции, стало сокращаться, а следовательно, столь же неизбежно, но для армии весьма чувствительно начали уменьшаться поставки провианта на ее склады»[1151].

Действительно, попытка правительства прибегнуть к мерам регулирования военного времен, связанным с разверсткой хлеба по твердым ценам, провалилась. Как заключал Кондратьев, разверстка «требовала слишком много предпосылок неэкономического порядка, расходящихся с частнохозяйственным и побеждающих его. Нужно было иметь высококультурную массу с сильно развитым сознанием государственности»[1152]. Такой массы, естественно, в деревне не было. Крестьяне держали хлеб и другие продукты в закромах, дожидаясь повышения цен и тем самым подталкивая этот процесс. За годы войны стоимость продовольствия выросла в 3–4 раза, заметно опережая увеличение доходов. Были сбои и с транспортом, связанные с ростом военных перевозок, износом подвижного состава в условиях перегруженности вагоностроительных и ремонтных предприятий непрофильными оборонными заказами.

В создании продовольственных трудностей свою роль сыграли и земства, которые в условиях дефицита начали придерживать товары на территории подведомственных им губерний и соответственным образом регулировать железнодорожные перевозки, проявляя вполне объяснимый региональный эгоизм. Японский историк Мацузато вообще утверждает, что земства своим местничеством и хлебно-железнодорожным эгоизмом привели к политическому инфаркту столицу империи, а с ней и все романовское государство. «Если говорить коротко, — уверен он, — царизм пал из-за межрегиональных противоречий»[1153].

С точки зрения истории революции наибольшее значение имеет вопрос о продовольственном обеспечении армии и столицы. Источники фиксируют большие проблемы с обеими.

В ноябре 1916 года для армии было погружено 73,7 % вагонов продовольствия и фуража от положенного. «Вместо того, чтобы иметь месячный запас, мы живем ежемесячным подвозом, — жаловался в Ставке главком Западного фронта Эверт. — У нас недовоз и недоед, что действует на дух и настроение». Генерал Немов, в свою очередь, жаловался Эверту, что «некоторые войсковые части давно уже едят только рыбу за недостатком мяса и жиров… Вместо крупы войска получают чечевицу, а в последнее время вместо полной дачи хлеба — сухари». Недопоставлялись чай, сахар, сухофрукты. Вместо зернового фуража лошадей все больше кормили сеном или соломой, но и их не хватало[1154]. Однако панических настроений в связи с продовольственным снабжением армии не было. Василий Гурко в качестве временного начштаба Ставки 27 декабря 1916 года проводил специальное совещание, посвященное «прокормлению 10 миллионов ртов». Выяснилось, что цифра в 10 млн была интендантством преувеличена и включала в себя списочный, а не реальный состав военнослужащих. А результаты совещания давали основания Гурко сделать вывод, «что со временем действительные потребности войск будут удовлетворены,

1 ... 126 127 128 129 130 131 132 133 134 ... 342
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?