Но он в конце концов всего лишь человек. Почему бы ей не сделать себя красивой для него – он заслужил наслаждение ее красотой после стольких лет уважения и преданности, какие он всегда проявлял по отношению к ней. Она стала думать, какой прекрасный образ ей стоило бы принять. Норма чувствовала, что решение надо принимать быстро, пока в ней бушует этот вселенский космический шторм. Сейчас она была узловой точкой этого шторма. И надо было скорее принимать решение, пока возможность не потеряна навсегда. Но будет ли ее решение обратимым? Сможет ли она позже его изменить? В этом она не была уверена. Чтобы это сделать, потребуется новая вспышка энергии.

Внезапно ее ментальные образы сместились, и на их месте появилась ее мать, Зуфа Ценва. Высокая, светлая, превосходно сложенная и грациозная. Рядом с ней появился образ бабушки Нормы по материнской линии, Конки. То была одна из величайших Колдуний в истории Россака. Старуха всегда чуждалась неуклюжей безобразной Нормы – даже в большей степени, чем ее дочь Зуфа. Конки умерла таинственной смертью во время путешествия на одну из неприсоединившихся планет; Норме тогда было всего восемь лет, но она навсегда запомнила безмятежное и одновременно суровое выражение постаревшего, но прекрасного лица покойной. Теперь она мысленно представляла себе, как светло-голубые глаза Конки смотрят сквозь нее, глядя куда-то по ту сторону бытия.

Внезапно Норма поняла, что сейчас она сама смотрит на мир теми же, врезавшимися в память, глазами, смотрит далеко за пределы бабушкиного существования. Она провидела отдаленнейшие звезды, планеты и туманности… освещавшие лики женщин, один за другим, и каждый лик постепенно растворялся в следующем. Все эти женщины отличались классической красотой и каким-то сверхъестественным образом были ей хорошо знакомы. Норма старалась овладеть этим видением, остановить хотя бы один из образов и рассмотреть его, но это ей никак не удавалось. Внезапно она поняла, что видит.

Это мои предки.

Откровение потрясло ее, она ни на мгновение не усомнилась в подлинности того, что узрела.

Эти женщины – мои предки, но… только по материнской линии.

Она снова попыталась остановить это шествие, но женщины продолжали исчезать и появляться, исчезать и появляться, уводя Норму в глубины прошлого. Назад, назад, назад, но это не было похоже на компьютерный поиск в базе данных – нет, это было нечто абсолютно иное.

Норму охватил страх. Что она увидит, если эта процессия будет продолжаться дальше? Не повредился ли ее разум от столкновения с кимеками? Не вышел ли он из-под контроля?

Затем, словно образы накладывались друг на друга, как в стопке стремительно чередующихся фотографий, все лица и тела начали сливаться в одну форму, в некий композит всех женских черт и форм, какие когда-либо проявлялись в ее женской родословной на протяжении прошедших тысячелетий. Каждый миг образ неуловимо менялся, словно надетая на какой-то невидимый постоянный остов плоть подвергалась непрестанной формовке. Наконец ментальная картина стабилизировалась, и Норма увидела один-единственный образ, блистательно освещенный на фоне черной бездны космоса.

Вот теперь она нашла тот образ, который был нужен. Он подходил ей, так как включал в себя элемент ее прежней наружности, обозначенный едва заметными генетическими маркерами. Она была итогом развития предков, вершиной древа, точкой схождения всех прежних поколений, хотя только по женской линии.

Ее невидимые руки принялись за работу, отливая и формируя каждую черту, воссоздавая заново тело из доступного клеточного материала – тело, отличавшееся ледяной красотой, высокое, величественное, как прекрасная статуя, более ошеломляющее, чем тело любой россакской Колдуньи. Она превзошла даже свою мать – Зуфу Ценву.

Пламенно горевшие глаза приобрели мягкую соблазнительную голубизну. Матово блестящая, как слоновая кость, гладкая, как сливки, кожа покрывала чувственные формы безупречного тела. Ни одна из ее россакских прародительниц даже в отдаленной степени не достигала такого совершенства. Она смогла это осуществить, так как нашла на клеточном уровне вход, который столько лет был для нее запертым.

В конце концов она встала во весь рост, совершенная и обнаженная, в брюхе чудовищного корабля, похожего на гигантского мертвого кондора. Обладая теперь сверхъестественной силой, эмбриональное существо Нормы Ценвы без труда смогло управлять судном Ксеркса и направило его к пустынной, но пригодной для обитания планете, расположенной близ солнечной системы Россака. Планета называлась Кольгар.

Оттуда, оказавшись почти дома, она послала в космос телепатический сигнал, неотразимый вызов своей матери.

Выпьем за утраченных друзей, за забытых союзников, за всех, кого мы не ценили при жизни.

Каладанская застольная песня

И вот их осталось трое. Только трое из двадцати воинственных правителей древнейших времен, двадцати великих титанов.

Сейчас Агамемнон в своей пешеходной форме расхаживал по дымящимся руинам поселения рабов на Уларде, одной из опорных планет Синхронизированных Миров. Здешние люди не представляли реальной угрозы, они не могли поднять такого же восстания, какое только что, как раковая опухоль, привело к гибели машинной цивилизации на Иксе.

Однако генерал титанов не мог позволить себе надеяться на случайности. Любое проявление недовольства, любой мятеж, каким бы незначительным он ни казался, должен быть подавлен в зародыше железной рукой. Шариком концентрированного горящего геля он превратил в живой факел бегущую женщину. Она по инерции сделала еще два шага, и ее обгоревший скелет рухнул на землю. Агамемнон перешагнул через нее, откинув в сторону жалкие останки, в поисках следующей жертвы.

По обе стороны от него вышагивали металлические фигуры двух других титанов – Юноны и Данте. Они шли по прямым улицам и ровняли с землей постройки. Тактически это было опасно – собирать вместе сразу всех оставшихся в живых титанов в одном месте, где они были уязвимы, но недовольство жителей Уларды было сломлено уже давно, а поддержки со стороны армии Джихада почти не было. Прожив на свете без малого одиннадцать веков, Агамемнон научился кожей чувствовать опасность.

В отличие от некоторых других титанов.

– Как мог Ксеркс добровольно подвергнуть себя такой опасности? – гремел он через динамики, покрывая треск пламени, пожиравшего постройки, крики жертв и грохот падающих железных конструкций. Он увеличил громкость и повернул свою головную башню в сторону Юноны. – Он напал на Колдунью Россака, на родную дочь Зуфы Ценвы! На что он рассчитывал? – Одним движением бронированной руки Агамемнон направил струю пламени на водонапорную башню, построенную рабами. Здание рухнуло, и потоки воды ринулись по улицам между пылающими домами. – Выдающийся идиот всех времен!

Шедший рядом Данте тоже крушил все, что попадалось ему под руку, но делал это совершенно механически, думая о другом.

– Потерян не только Ксеркс, хотя, вероятно, его гибель – главная утрата. Погибли десятки неокимеков, а это были потенциальные рекруты для нашего мятежа. Сейчас для нас такие потери – непозволительная роскошь.