И тут свет пронзительно завопил.

Лиззи проснулась.

– Вот это да! – хмыкнула она. – Я только что видела совершенно фантастический сон!

– Да ну? – небрежно бросил Алан.

– Точно. В небе появился свет… как ядерная бомба или что-то в этом роде. То есть на ядерную бомбу он не походил, но был таким же страшным. Все уставились на него. Мы не могли пошевелиться. А потом… – Она покачала головой. – Потом… не помню. Просто все это было так странно! Не могу объяснить.

– Ну и не надо! – весело заметила Консуэло. – Зато мы получили потрясающие показания с морского дна. Фракционированные полимеры, углеводороды с длинными цепочками… сказочный материал! Жаль, что ты заснула и ничего не видела!

Но Лиззи уже было не до сна, а реальность ее совсем не радовала.

– Насколько я понимаю, это означает, что ни у кого не возникло гениальных идей относительно моего избавления.

– Гм…

– Если бы они возникли, ты не была бы так чертовски жизнерадостна.

– Похоже, кто-то встал с левой ноги, – вмешался Алан.

– Прости, – откликнулась Консуэло. – Я просто пыталась…

– …отвлечь меня. Ладно, все в порядке. Какая разница, буду вам подыгрывать.

Лиззи постаралась взять себя в руки.

– Стало быть, твои открытия означают… что? Жизнь?

– Сколько раз вам повторять: еще слишком рано делать выводы. Пока мы имеем только очень, очень интересные результаты.

– Поведай ей великие новости, – посоветовал Алан.

– Крепись, Лиззи, у нас есть всамделишный океан. Не просто крохотное, жалкое озерко размерами двести на пятьдесят миль, которое мы называли морем, а целый океан! Гидроакустические данные позволяют с уверенностью предположить: то, что мы видим, – это всего лишь котловина-испаритель поверх ледяного поля тридцатикилометровой толщины. Настоящий океан лежит под ним, на глубине двести километров.

– Иисусе, – ахнула Лиззи, с трудом приходя в себя. – То есть здорово! Существует какой-то способ запустить туда рыбу-робота?

– А как, по-твоему, мы получили эти данные? Рыба прямо сейчас направляется туда. В самом центре видимого моря есть нечто вроде отвесной полой трубы, откуда жидкость и поступает на поверхность. А прямо под дырой… угадай что? Вулканические впадины!

– Означает ли это…

– Если опять скажешь слово «жизнь», я начну плеваться, – предупредила Консуэло.

Лиззи ухмыльнулась.

– Как насчет приливных замеров? Я думала, что отсутствие орбитальных пертурбаций полностью исключает возможность обнаружения всякого океана.

– Ну… Торонто считает…

Сначала Лиззи сумела следовать ходу рассуждений планетарных геологов из Торонто. Потом отвлеклась. Речь Консуэло превратилась в отдаленное жужжание. И, уже уплывая в сон, она с раскаянием сообразила, что не должна постоянно клевать носом в такое время. И чувствовать себя смертельно усталой. Она…

Она снова оказалась в поглощенном водой городе. И хотя по-прежнему ничего не видела, поняла: это город, потому что до нее доносились вопли хулиганов, крушивших витрины магазинов. Потом голоса поднялись октавой выше, превратившись в несвязный вой, но тут же упали до злобного бормотания, словно по улицам пронесся буйный водяной вал. Лиззи попятилась в тень.

Кто-то сказал ей на ухо:

– Почему ты сделала с нами такое?

– Я ничего вам не делала.

– Ты принесла нам знание.

– Какое знание?

– Сказала, что ты – это не мы.

– Но это правда.

– Тебе не следовало говорить нам этого.

– Хотели, чтобы я солгала?

Испуганное смятение.

– Обман. Что за отвратительная мысль!

Шум погромов становился все сильнее. Кто-то рубил дверь топором. Взрывы. Звон стекла. Безумный смех. Визг.

– Зачем ты отправила посла?

– Какого посла?

– Звезду! Звезду! Звезду!

– Какую звезду?

– А есть две звезды?

– Существуют миллиарды звезд.

– Не нужно больше! Пожалуйста! Прекрати! Больше не нужно!

Она проснулась.

– Привет, да, я понимаю, что молодая леди попала в чрезвычайно опасную ситуацию, но не думаю, что ей следовало бы употреблять имя Господа всуе.

– Алан, – не выдержала Лиззи, – мы в самом деле должны это выслушивать?

– Ну… учитывая те миллиарды долларов, которые внесли налогоплательщики, чтобы мы оказались здесь… да. Именно. Я даже знаю нескольких астронавтов из резерва, которые поклялись бы, что возня с чересчур эмоциональной голосовой почтой – достаточно малая цена за привилегию работать на Титане.

– О черт!

– Переключаюсь на частный канал, – спокойно объявил Алан.

Фоновое излучение незаметно изменилось. Слабое сухое потрескивание немедленно ушло, когда она попыталась на нем сосредоточиться.

– О’Брайен, какого дьявола с тобой творится? – напряженным от сдержанного гнева голосом осведомился Алан.

– Слушай, мне очень жаль. Извини. Просто немного взволнована. Я надолго отключалась? Где Консуэло? Я намереваюсь сказать слово «жизнь». И слово «разумная» тоже.

– Прошло несколько часов. Консуэло спит. О’Брайен, мне неприятно говорить это, но, судя по всему, ты немного не в себе.

– На то имеется логическая причина. Да, признаю, звучит немного странновато, и тебе может показаться не совсем логичным, но… послушай, я вижу сны с продолжением. И думаю, они очень важны. Можно, я тебе расскажу?

И она принялась излагать. Во всех подробностях. А когда добралась до конца, последовало долгое молчание. Наконец Алан спросил:

– Слушай, Лиззи, почему оно общается с тобой во снах?

– Думаю, по-другому просто нельзя. Таким же образом оно, наверное, общается и внутри себя. И не двигается: движение для него – чуждая, хотя и восхитительная концепция. Кроме того, оно, вероятно, не подозревает, что его составные части способны к индивидуализации. Мне это кажется чем-то вроде передачи мыслей. Радиосети.

– В твоем костюме есть аптечка. Открой ее. Поищи пузырек, на котором шрифтом Брайля нанесена цифра 27.

– Алан, мне совершенно ни к чему антидепрессанты!

– Я и не говорю, что они тебе нужны. Но хуже не будет.

Ну вот, Алан в своем репертуаре. Вкрадчив, невероятно убедителен, уговаривает ангельским тоном.

– Хорошо.

Она выпростала руку из рукава скафандра, на ощупь поискала аптечку, осторожно вынула таблетку, проверив шифр четыре раза (на каждой таблетке тоже была выдавлена цифра), прежде чем проглотить.