Март 1980 г.: «…Даже из таких городов, как Горький, „десантники“ на экскурсионных автобусах продолжают осаждать Москву. В субботу к продовольственным магазинам не подступиться. Тащат огромными сумками что попало – от масла до апельсинов. И грех даже плохо подумать об этом. Чем они хуже нас, эти люди из Торжка или Калуги?!»

Читательница «Литературной газеты» из Коврова (Владимирская область) писала в конце 1970-х: «Хочу рассказать вот о чем. Сижу на кухне и думаю, чем кормить семью. Мяса нет, колбасу давным-давно не ели, котлет и тех днем с огнем не сыщешь. А сейчас еще лучше – пропали самые элементарные продукты. Уже неделю нет молока, масло если выбросят, так за него – в драку. Народ звереет, ненавидят друг друга. Вы такого не видели? А мы здесь каждый день можем наблюдать подобные сцены».

До начала 1960-х ужасающими были и жилищные условия, в которых находилось подавляющее большинство горожан СССР. Более того, бездомные «нищие или бродяги, вопреки утверждениям официальной пропаганды, были… довольно обычной частью городского пейзажа (за исключением, может быть, Москвы и Ленинграда). В первом полугодии 1957 г. более 75 тыс. таких людей были задержаны милицией, в тот же период 1958 г. – более 80 тыс.» (В. А. Козлов). В Москве в 1930 г. средняя норма жилплощади составляла 5,5 кв. м на человека, а в 1940 г. понизилась почти до 4 кв. м. Даже на таком элитном московском заводе, как «Серп и молот», 60 % рабочих в 1937 г. жили в общежитиях того или иного рода. Только в 1960-х гг. столичная средняя норма достигла уровня 1912 г. В 1934–1935 гг. ленинградский житель в среднем занимал только 5,8 кв. м жилой площади (по сравнению с 8,5 в 1927 г.). В Магнитогорске и Иркутске норма была чуть меньше 4 кв. м, а в Красноярске в 1933 г. – всего 3,4 кв. м. В Мурманске на человека в 1937 г. в среднем приходилось только 2,1 кв. м. Главной причиной такого положения был гигантский наплыв людей из сельской местности в города и практически полное отсутствие массового жилищного строительства. Так, первый пятилетний план предполагал прирост норм жилплощади на 7 %, в действительности же она снизилась на 25 %. План по жилью на вторую пятилетку был выполнен только на 37,2 %.

После войны жилье продолжали строить по остаточному принципу. На начало 1953 г. в городах на одного жителя приходилось 4,5 кв. м. жилья. Если в 1945 г. в городских бараках числилось около 2,8 млн человек, то в 1952 году – 3,8 млн, из них более 337 тыс. человек жили в Москве. После этих цифр горестные жалобы по поводу проблем с жильем в дневнике Л. В. Шапориной не кажутся преувеличениями: «Коммунальность жилищ – это чудовищное изобретение советской власти, растлевающее нравы, лишающее жизнь последнего благообразия, вызванное характерным для нашей эпохи абсолютным презрением к человеку и полной бесхозяйственностью…» Как метафорически написал в дневнике 1938 г. Пришвин: «…в Москве слово „дом“ в смысле личного человеческого обитания заменилось словом жилплощадь, то есть как будто слово стало по существу бездомным и живет на площади».

Массовое жилищное строительство началось только при Хрущеве, в дальнейшем ситуация в этой области стремительно улучшалась, но пресловутый «квартирный вопрос» в СССР так и не был окончательно решен. Предсовмина РСФСР в 1971–1983 гг. М. С. Соломенцев вспоминал, как в начале 1970-х в поездке по Брянской области видел целую деревню, которая с Отечественной войны продолжала жить в землянках. При обсуждении конституции 1977 г. архитектор Н. Опарин предлагал исключить из нее статью 44 («право на жилище») как чисто пропагандистскую. В 1985 г. 71 % опрошенных семей высказали претензии к качеству строительства и ремонта жилья. В 1987 г. 23,2 % городских семей в РСФСР нуждались в улучшении жилищных условий (на Украине – 20 %, в Белоруссии – 31,6 %). Даже в Москве сохранялись коммуналки, в одной из таких в начале 1990-х жил автор этих строк.

По точной формулировке британского историка Джеффри Хоскинга, «советское общество было задумано как эгалитарное общество, основанное на изобилии, на деле же оно стало иерархическим обществом, основанном на скудности».

Нет, не «модерн» и не социальное государство было главной заботой компартии. Как и самодержавие, она прежде всего стремилась к геополитическому могуществу управляемой ею страны. Идея мировой коммунистической революции, владевшая умами первого поколения большевиков, в дальнейшем трансформировалась в нескончаемую борьбу за статус первой сверхдержавы мира и в изматывающее противостояние с главным конкурентом – США. С начала 1930-х военная доктрина Советского Союза предполагала противоборство со всем капиталистическим миром (нацистская Германия стала считаться первостепенным вероятным противником только с 1935 г.), что, собственно, и вызвало создание в стране мобилизационной системы экономики. Уже «в 1933 г., по оценке советских военных руководителей, Красная армия стала сильнейшей армией мира» (О. Н. Кен). После Второй мировой войны СССР совершенно затмил Российскую империю по степени международного влияния: его сателлитами стали почти все страны Восточной Европы, советские советники и военнослужащие отстаивали «дело мира и прогресса» не только в Азии, но и в Африке и Латинской Америке. Все это требовало гигантских расходов. Во-первых, на армию и ВПК, ассигнования на которые поступательно росли с 1927 г. (с недолгими отступлениями во второй половине 1940-х и 1950-х), и в 1980-х уже поглощали, по признанию Горбачева, до 40 % бюджета страны.

Численность вооруженных сил СССР увеличилась с 562 тыс. человек в 1925 г. до 5 070 000 в 1985 г., то есть почти в десять раз (между этими датами происходил как гигантский их рост в годы Отечественной войны – более 11 млн, так и относительное сокращение – 3 623 000 в 1960 г.). В брежневскую эпоху свыше 60 % машиностроительной продукции составляли товары военного назначения, на военные цели шло 75 % всех ассигнований на науку. Дипломат и член ЦК КПСС в 1989–1991 гг. В. М. Фалин уже в наши дни вспоминает о недавнем прошлом: «Метастазы милитаризма поразили властные структуры, госаппарат, науку, экономику страны. Сошлюсь на то, что 83 % ученых и технологов занимались военной и паравоенной тематикой. Больше четверти ВВП Советского Союза поглощал ненасытный молох. Эксперты открытым текстом пытались убеждать власти предержащие: мы занимаемся самоедством, обслуживанием доктрины США, нацеленной на доведение нашей страны до экономического и социального коллапса».

Другой важнейшей затратной статьей, связанной с внешнеполитическими амбициями СССР, была помощь, оказываемая «странам социалистического лагеря и народной демократии», а также компартиям капиталистических и «развивающихся» государств. В 1981 г. СССР экономически и технически помогал 69 странам (включая Финляндию), особенно повезло Монголии (430 млн руб.), Кубе (357 млн) и Болгарии (332,5 млн). В 1988 г. Вьетнам стоил советскому бюджету 40 млрд в год, Куба – около 25 млрд, Сирия – 6 млрд. Крупнейший производитель оружия, СССР в первой половине 1980-х осуществлял военные поставки в 36 стран, что составляло треть всего оружия, поступавшего в страны третьего мира, как правило в долг. Например, к 1991 г. Северная Корея была должна Советскому Союзу 2,2 млрд долларов, Лаос – 0,8, Египет – 1,7, Алжир – 2,5, Йемен – 1, Вьетнам – 9,1, Сирия – 6,7, Камбоджа – 0,7, Бангладеш – 0,1, Ангола – 2, Мозамбик – 0,8, Эфиопия – 2,8, Афганистан – 3, Никарагуа – 1. Общая сумма, затраченная только на военные поставки социалистическим странам и странам третьего мира, по данным министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе, составила 700 млрд руб.