— Какой? — Дебрен набирался сил, стрелы колотили по фуре, поэтому хоть разговор в такой момент казался ему совершенно неуместным, он просто сидел и разговаривал. Чтобы не думать, чтобы не умирать от тоски.

— Она оставила записку, — тихо сказал Збрхл. — Заткнула между Гензой и его щитом, мы ее и за сутки бы не нашли, если б я за портками не полез.

— Ты забрал у него штаны?

— Из-за запаха. Знаешь, кони ведь как собаки… А его коняга, как и сам хозяин, не из умных. Я подумал, что если он меня с Гензой перепутает, то скорее побежит. Ловко, а?

— Откуда ты знал, что я буду здесь? Дроп, да? Выболтал, что Ленда… Ощиплю паршивца и в суп. Мне — так слова не пискнул.

— Это Петунка. — Збрхл выглянул из-за фуры. Выстрелил и тут же присел, прежде чем посланные в ответ стрелы застучали по доскам. — Я арбалет брал, обгоревший, так она полезла следом и принялась собирать другие вещи… И неожиданно под нос подушку сует.

— Ту, что на частоколе была? — догадался Дебрен.

Он опустился на живот, выглянул из-за конского трупа. Поручни южной части моста держались неподвижно, упершись концами в проезжую часть или в балясины противоположного ограждения, поэтому видно было многое. Например, спину Ленды. Ничего не изменилось: она по-прежнему колотила обухом по мосту.

Безумие!

— И ругается, — продолжал Збрхл, прикрепляя вороток к концу приклада. — Да так, что у меня чуть уши не завяли.

С другого берега бросали факелы. Поручням от этого особого вреда не было — трудно поджечь горизонтальный брус, которого огонь касается только мимоходом, но поддерживающие их балясины были в худшем положении. Пока что крестьяне не целились в края пролета, но Дебрен не обманывался: рано или поздно кто-нибудь попадет случайно, и балясина загорится.

— Ну а когда увидела куст, велела мне бежать за конем. Тогда я говорю: мол, он же хромой, мол, Тензу, может, и понес бы, но меня ни в коем разе, а она как крикнет…

Струя холодной воды полилась на ягодицы Дебрена. Одна из стрел, видимо, расщепила в бочке клепку. Вода лилась с телеги, расплывалась лужей около колеса, первая струйка юрко поползла в сторону моста.

— Ну, тогда я сбросил латы, чтобы было легче, и спустился в подвал. А там — та записка. Почему ты ничего не сказал? Я хамом оказался из-за трепа об огурцах.

Щелкнула собачка, свистнуло. За более коротким и быстрым, чем стрела, болтом невозможно уследить в полете, но если за арбалет брался Збрхл, в этом и нужды не было. Достаточно было смотреть, где падают противники.

На сей раз ротмистр превзошел себя: на землю повалились сразу двое. Дровосеку, разрубающему первый с севера поручень, болт прошил горло, а тот, что стоял за ним, поменьше ростом, придерживавший брус косой, получил в лицо. Отлично! Только вот сбоку на брус наезжала телега, а толпа бурлила, пропуская вперед людей с вилами и топорами.

— Сейчас пойдут. — Дебрен, не вставая, схватил ротмистра за край кафтана. — Рядом с телегой. Брусья бить не смогут, а такую кучу народа им не протолкнуть. Собирайся, да поскорее.

— Поцелуй меня в задницу.

— Это не твое дело, — повысил голос Дебрен.

Позиция была удачная, но когда сопротивление моста ослабнет… Никаких надежд на темноту, которая могла бы обмануть погоню. Судя по падающему сверху свету, отраженному от поверхности магического конуса, солнце клонилось к закату. Так вот почему покрытый снегом парик Ленды выглядел так своеобразно! Идеальная белизна с добавкой легкого розового. Дебрен объехал и обошел по воде почти весь Виплан, но такого оттенка еще не видел.

Сейчас. Эти волосы…

Сейчас…

— Но бердыш — мой, — буркнул Збрхл. — Шестьдесят четыре слоя первоклассной стали. Бриться можно, если ты не мозгляк. Знаешь, сколько он стоил? Не скажу, а то еще Здренка услышит и в гробу перевернется.

Дебрен сел. Поднимаясь, задел головой о дно телеги, но даже не заметил этого. Перед глазами у него была идеальная белизна, слегка приправленная розовым. В голове — пустота.

— Оставь нас, — тихо сказал он.

— Вас? — гневно фыркнул Збрхл. — Каких еще вас? Дурак завравшийся! Любовница, ничего себе!

В них стреляли. Первая горящая стрела со свистом пронеслась над телегой, погасла в усыпавшем дорогу снегу. Никто не обратил на нее внимания.

— О чем ты, собственно?.. Збрхл… зачем ты приехал? Именно сюда? Не может быть, чтобы по следам…

— У тебя уши дерьмом забиты? — Ротмистр яростно уложил болт в желоб. — Я же говорю: она написала!

— Что?

— Где искать бердыш. И что всех нас любит. И Гензу любит. — Дебрен тупо пялился на него. Збрхл уже мягче добавил: — Ну и о прабабке. Чтобы Петунка не обижалась на нее так сильно, потому что она его искренне любила. До самой смерти.

— Кого?

— Ум у тебя тоже дерьмом забит? Я ж ясно говорю, у бедняги в голове все перевернулось! И неудивительно: тридцать лет, и ни разу… Холера, Дебрен, если я узнаю, что ты мог что-то с этим сделать и не сделал…

— Кто любил?

Збрхл сердито фыркнул, выглянул на четвереньках из-за переднего колеса, прицелился, выстрелил. Попятился, вытащил из-за голенища нож, кинул магуну.

— Режь шкуру, — буркнул он, тыча прикладом в конский труп. — Надо телегу обложить, иначе они нас тут сожгут.

Дебрен послушно воткнул острие в теплые останки. Лучники не были готовы к такому бою. Стрелы, которые они обмотали специальной тканью, в основном гасли на лету. Но в самих стрелах недостатка явно не было, так что рано или поздно жди пожара.

Телега-таран застряла на первой же преграде. Задние брусья подпирали передние; мост уже не в силах был вытолкать нападающих, но и им не удавалось преодолеть сопротивление хорошо подпертых поручней. Поэтому толпа принялась рубить и поджигать.

— Кто кого любил?

— Не знаю, — зло бросил Збрхл. — Не важно. Важна она сама, а не то, что она накарябала. Рассудок у бедняги помутился, не видишь? Такой мост бердышом?! Морвацким!

Дебрен вырезал кусок конской шкуры, свернул, перебросил через бортик телеги вначале его, а потом перебрался сам. У двух лучников в этот момент как раз стрелы были на тетивах, но оба промахнулись. Лежа на дне фуры, он не спеша, старательно, обкладывал окровавленными лоскутами выставленные под обстрел части телеги. Бочка протекала, но вода в ней все еще была, и магун запихал под шкуры немного мокрой соломы, какую-то тряпку. Чуть было не добавил бухту веревки, обнаруженную под козлами, однако раздумал и выбросил ее за борт.

— Не вылезай, — предостерег Збрхл. — Я скажу когда.

Он лежал, почти не чувствуя холода, пробирающегося в тело сквозь набравшую воду одежду. Глядел на заснеженные макушки пихт. Небо над мостом было синее, светлое, но укутанные снегом деревья, хоть и были ближе, не впитали в себя той розовой добавки.