Кстати, даже тогда, когда Сталин приезжал в 1926, 1928, 1933 годах в город на Неве, шифротелеграммы отправлялись не только из Москвы, но и с других крупных станций. В последующие после убийства Кирова годы охрана поезда, на котором следовал Сталин, была усилена. И так же, как в дореволюционное время при следовании царского поезда, выставлялись с определенным интервалом специальные посты вдоль всего железнодорожного полотна.

Замечу, что провозглашение «истин» — занятие, несомненно, более легкое, чем поиск доказательств. И думаю, что в таком сложном деле, как убийство Кирова, не надо нагнетать страсти. Сегодня многие фактически действуют так. И на основе частушек, якобы народных, типа «Огурчики, помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике» — выносят свой вердикт. Полагаю, что если историки будущего станут оценивать развитие нашей страны на рубеже 80–90-х годов по тем частушкам, которые бытуют среди народа, то это вряд ли явится отражением реалий этих дней. Как свидетельствуют факты, индивидуальные террористические акты возможны и ныне. Напомню только о двух таких эпизодах: о попытках покушения на Л. И. Брежнева офицером Советской армии Ильиным и на М. С. Горбачева ленинградским слесарем А. Шмоновым. Судебно-психиатрическая экспертизы, признала их обоих душевнобольными. К сожалению, по отношению к Николаеву подобной экспертизы не проводилось.

Утверждая, что Сталин непричастен к убийству Кирова, я вместе с тем глубоко убеждена, что он использовал трагический выстрел в Смольном для расправы со своими политическими противниками. Очевидцы прощания Сталина с телом Кирова во дворце Урицкого единодушно утверждают: поцеловав Сергея Мироновича в лоб, Сталин сказал: «Спи спокойно, мой дорогой друг, мы за тебя отомстим». Страх легко превращается в агрессивность, репрессии создают иллюзию силы, порождают жестокость.

Убийство Кирова стало прологом массовых репрессий в стране. Первыми испытали их на себе ленинградцы. Начиная со 2 декабря 1934 года в городе начались аресты. Почти одновременно развернулась мощная кампания в форме митингов, партийных собраний с осуждением убийства Кирова, с требованием предать самой жестокой каре его убийц.

Тем более что основания для того, чтобы разделаться с сопроцессниками Николаева, были: почти все они дали признательные показания; на их квартирах нелегально устраивались встречи с приезжавшими в Ленинград Зиновьевым, Каменевым, Бакаевым, Евдокимовым, Сафаровым; при обысках у некоторых из них были обнаружены «платформа» группы Рютина, завещание Ленина (в то время запрещенное. — А.К.), различные групповые письма бывших руководителей оппозиции в адрес ЦК ВКП(б). У К. Н. Емельянова изъяли не без подсказки бывших оппозиционеров почти весь архив «ленинградской оппозиции». И наконец, у большей части арестованных нашли оружие, которое они хранили с времен Гражданской войны, без его регистрации.

8 декабря 1934 года был арестован А. М. Гертик[635] — один из видных в прошлом деятелей ленинградских большевиков, работавший в это время помощником управляющего Объединенным научно-техническим издательством. А он назвал на допросах в качестве своих самых близких товарищей — И. П. Бакаева, Г. Е. Евдокимова, И. С. Горшенина. 14 декабря 1934 года в протоколах очередных допросов были зафиксированы фамилии Г. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Г. И. Сафарова.

6–7 декабря в газетах появились первые статьи, клеймящие оппозиционеров. А затем пошли митинги, собрания, с осуждением тех, кто убил Кирова, с требованием принять к ним самые решительные меры.

15 декабря состоялся объединенный пленум обкома и горкома ВКП(б). С докладом «Об итогах ноябрьского пленума ЦК ВКП(б)» выступил А. А. Жданов. В нем он не только подверг резкой критике лидеров бывших оппозиционеров, но непосредственно связал их с участием в убийстве Кирова. В резолюции пленума Ленинградских областного и городского комитетов ВКП(б) говорилось: «Пролетарская революция безжалостно раздавит контрреволюционные подонки бывших зиновьевцев».

На следующий день — на пленуме, также объединенном, обкома и горкома ВКП(б) М. С. Чудов предложил утвердить решение бюро обкома и горкома ВКП(б) назначить начальником УНКВД по Ленинградской области Л. М. Заковского и ввести его в состав пленума обкома и горкома партии, а также в члены бюро этих партийных органов. Решение принимается единогласно[636].

Тогда же М. С. Чудов объявил, что в 9 часов вечера 16 декабря состоится закрытый пленум обкома и горкома ВКП(б), где «тов. Агранов сделает краткие сообщения о тех следственных материалах, которые у него имеются по убийству Кирова»[637].

«Как член обкома партии, — писал спустя двадцать два года в своих воспоминаниях М. В. Росляков, — я был на этом пленуме. Он проходил в Смольном, в комнате, именуемой теперь Шахматным залом. Вел пленум Чудов, Жданов присутствовал. Агранов сделал краткое сообщение, сосредоточил внимание на том, что убийство организовано молодежной частью бывшей зиновьевской оппозиции в лице Котолынова И. И., Румянцева В. В., Шатского Н. Н. и других. Идейными вдохновителями, по определению, высказанному Аграновым, явились вожаки оппозиции: Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев и другие — видные в прошлом активисты Ленинграда.

Атмосфера на пленуме была более чем напряженной, в зале гробовое молчание — ни шепота, ни шороха, и слышны только голоса выступающих товарищей. Ораторов всех не припомню, но их было мало. Сообщение Агранова создало сумятицу в умах и сердцах многих участников пленума, но, конечно, никто не решился высказать сомнения; да тогда еще верили в то, что партия не ошибается в оценке событий»[638].

Среди выступавших были Смородин и Милославский, ибо именно они заявляли, что «Николаеву предлагалась работа после увольнения его из института, но он отказался».

Замечу, что ни доклад Жданова, ни сообщение Агранова не нашли 16–17 декабря своего отражения в прессе. Доклад Жданова был опубликован в конце декабря 1934 года в «Ленинградской правде». Однако стенограммы как доклада, так и сообщения до сих пор не найдено в Ленинградском партийном архиве. Интересно другое — 18 декабря «Ленинградская правда» опубликовала передовую статью, в которой Зиновьев и Каменев названы «фашистским отребьем». Такая формулировка свидетельствовала о том, что всякие политические, юридические, да и нравственные тормоза в отношении к бывшим оппозиционерам отпускались. Отмечу, что никаких официальных обвинений и доказательств в советской печати в их адрес не было высказано.