мыслями теперь, мой господин; проповедь не текст. Послушайте старого Бардианну. Я знаю его наизусть. Вот как говорит девиз мудрец в десятой Книге Размышлений «Измельчённое» или «Я думаю»: «Превосходство моего создания, хвастливый человек, заявлено в моей естественной позиции: я стою вертикально! Но так стоят пальмы и жирафы, которые пасутся у их вершин. И птицы в воздухе летят высоко над нашими головами; и в месте, где мы представляем себе наши небеса, птицы оскверняют вершины наших храмов. Похоже, что орлы из своих орлиных гнёзд смотрят вниз на нас, мардиан, на наши улья, как на бобров на их дамбах, поражаясь нашим непостижимым путям. И хитрость некоторых вещей, какова бы она ни была, скрытая от нас, может не составлять для них тайны. Имея пять ключей, есть ли у нас всё, что открывает знания? Глухая, слепая и лишённая обоняния летучая мышь будет ли держаться своего пути безошибочно: а сможем ли мы? Всё же человек – господин для летучей мыши и скота, господин над воронами, с кем он должен будет разделить зерно. Мы заботимся о домашней птице, так же как и о себе самих. Отдых от трудов свойственен только нам. Мы трудимся, как рабы: свой славный отдых они собирают, как колосья.

Нам не принадлежит весь Марди. Мы – наименее населённая часть из существующих. Не сказав ничего относительно других племён, перепись ввела бы в заблуждение, оставив нас совсем в меньшинстве. И какова жизнь у нас – кислая или сладкая, – такова и у них. Как мы, они умирают, борясь со смертью до последнего вздоха; как мы, они производят потомство и отбывают. Мы обитаем, но на корке, грубой поверхности, разрозненных островах в лагуне, изобилующей ими на две трети, кажущейся издалека великой и особенной – и навсегда непостижимой. Какой глубины шахта дойдёт до антиподов? На какой глубине залегают золотые рудники?

Но даже здесь мы, наземные жители, сверяемся с солнцем в меридиане. Безуспешно мы ищем наши Северо-западные пути – старые проливы и китовые проходы.

О люди! Собратья! Мы всего лишь то, что мы есть; не те, кем мы могли быть; мы не надеемся на каждую вещь. Мы – всего лишь ступенька лестницы, что поднимает нас выше, чем прежде. Мы дышим, но кислородом. Кто в Арктуре слышал о нас? О нас не знают в Млечном Пути. Мы пустословим о божественных способностях и не знаем, как вырастают побеги травы; мы идём, пожимая плечами, когда арка небесного свода над нами; мы разглагольствуем о воздухе и подолгу остаёмся на наших банкетах; мы требуем Вечности для всей жизни, когда наши смертные склянки слишком часто надоедают нам. Мы не знаем того, что говорим. Полет Райской птицы приводит нас в трепет. То, что должно быть бессмертно, ещё не вошло в наши мысли. По желанию мы выстраиваем наше будущее, ряд за рядом, все галереи, полные лауреатов, в звуках постоянных ораторий! «Отче наш» навсегда или вечные Мучения! Забываем, что в Марди наши конспекты часто выпадают из наших рук. Но есть диваны, как говорят некоторые, где мы раскинемся, греясь под сверкающим солнцем, не зная ни Востока, ни Запада. Это так? Собратья! У наших смертных жизней есть конец, но этот конец не цель: это не место отдыха. Независимо от того, чем он может быть, он появится, но как начало другого народа. Мы будем надеяться, радоваться, плакать, как прежде, хотя наши слёзы могут быть такими же, какие льют пряные деревья. Если мы будем лежать на спине, то будем обязательно уничтожены.

Толстый слой сломан; эпохи кружатся долго. Ближние мои! Если мы будем жить после этого, то это не будет лирикой; мы не будем зевать, и наши тени удлинятся, в то время как вечные циклы будут проходить. Жить вообще – высокое призвание, жить всегда и идти параллельно с Оро, – это может действительно ужаснуть нас. Разве труд здесь не тяжек? И мы всегда будем пассивны в другом месте? Потусторонние миры не очень отличаются от этого, не во много раз. Несомненно, галька – подлинный экземпляр вселенной.

Взгляните наугад. Возможно, в этот момент есть существа, пристально вглядывающиеся в этот самый мир, как в свои будущие небеса. Но вселенная повсюду над небесами: за звёздами нет ничего, кроме звёзд, повсюду бесконечная ширь. Всё, что мы видим, является всего лишь роем. Мы могли бы добраться до Волопаса, но мы никак не станем ближе к Оро, у которого теперь нет иного места, кроме как здесь. Сразу же в её невообразимых скитаниях наша система потянула бы нас сквозь и сквозь пространства, где мы создали бы города из берилла и яшмы. Даже теперь мы можем вдыхать эфир, который мы считаем развёрнутыми веером ангельскими крыльями. Но посмотрите вокруг. Многое можно увидеть здесь и сейчас. Разве архангелы видят что-то более великолепное, чем созвездия, которые мы созерцаем ночью? Всё время мы пренебрегаем чудесами, словно держим их в запасе. Мы ждём подарка. Мы насыщены чудесами, мы всё ещё держим их, не поражаясь ими всеми. Но эти глаза, что впервые воззрились на все чудеса в Откровении Мечтателя, фамильярно заставили бы их появиться, как если бы эти вещи были видны. Теперь… сейчас… страница раскрывается: просто, легко, как учебник для начинающих; для мудрости, более озадачивающей, чем иероглифическое письмо. Приходящая вечность – всего лишь продление существующего времени: и начало может быть более замечательным, чем конец.

Тогда позвольте нам быть мудрыми. Но большая часть знания, которую мы ищем, уже есть в наших сердцевинах. Она настолько проста, что мы презираем её; настолько смела, что мы боимся её.

В уединении давайте выкапывать наши слитки. Давайте слышать наши собственные мысли. Душа не нуждается в каком-либо наставнике, кроме как в Оро; и Оро, без полномочий. Желание Его – это воедино учение и преподавание. Бесспорно, причина была в первом откровении; и оно настолько глубоко испытывает все другие, что предшествует им. Оно приходит прямо к нам без подавления или интерполяции, с бесспорного разрешения Оро. Но вдохновение от него не столь высокомерно, как некоторые думают. Нет, оно слишком покорно, время от времени оно подвергается большому неуважению. Хотя в лучшем состоянии оно не безошибочно, но весьма подходит для нас, так как надёжно. Когда оно ошибается, то останавливается. Мы не говорим о провидцах. Но если это наше первое откровение не доходит до предела, то так происходит и со всеми другими. Если часто оно только озадачивает, то намного больше всего остального. Провидцы совсем не оставляют разъяснений и, раскрывая новые тайны, добавляют загадку. Ближние мои, океан, который мы слышим, непостижим; и, однако, добавляя больше к нашей линии, когда она отсутствует, мы не почувствуем основы. Давайте тогда будем действительно непритязательны, не поднимаясь с фарисейским смирением. Мы не ползаем, как черви, мы не изнашиваем ливреи ангелов. У арки небесного свода нет замкового камня; слабей всего опора в человеке. Он стоит в одиночестве. Мы – вещь в себе самих, но как мало нас в других. Что нам другие? Гарантируйте вечную жизнь этому поколению и его непосредственным предкам – и, какие бы слёзы ни текли, будет ли там какое- либо воскрешение для бесчисленных поколений от первого человека до пяти циклов, прошедших с тех пор? И скоро мы сами присоединимся к ряду и рангу наших отцов. При ударе, уничтожающем некое отдалённое племя, пока живое и весёлое, – на что бы мы обратили внимание? Любопытство весьма обособленно, действительно ли нас заботит, бессмертны ли люди в Гамме Ориона или нет?

Хотя они ударяют нас, давайте не отворачиваться от этих вещей, если они действительно таковы.

Было время, когда около Кассиопеи, звезды первой величины, самой блестящей на Севере, появился аляповатый огонь, затем потускневший, как пепел, и исчезнувший. Теперь это место – чисто. Обширный мир, со всеми его континентами, говорят астрономы, сверкал над головами наших