Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шеба быстро выключает магнитофон, и ее мать возвращается в состояние недоуменного одиночества, в котором ей предстоит провести остаток жизни. Шеба отводит Евангелину в ее комнату, чтобы уложить в постель. Та пытается укусить дочь за руку, по-собачьи наскакивая на нее. С необыкновенной ловкостью Шеба управляется с матерью, успокаивает ее и начинает укладывать спать, а нас с Айком просит подождать внизу.
Через пятнадцать минут она спускается в гостиную с бутылкой шардоне, наливает всем и говорит:
— Мне придется пойти на курсы кунг-фу, если она будет продолжать в том же роде.
— Да, она тот еще подарок, — соглашается Айк.
— Как-то раз мама попыталась выколоть мне глаз заколкой для волос, — рассказывает Шеба. — Поэтому я ликвидировала все заколки. Ножницы она прячет под подушкой. Мне приходится ее усмирять пару раз на дню. Скоро стану заправским надзирателем.
— Она узнала голос твоего отца? — спрашиваю я.
— Это голос Сатаны. Но к большому сожалению — моему, Тревора и нашей матери, — он является нашим отцом. Вслушайтесь хорошенько. Если вы разбираетесь в таких вещах — это голос самого зла. Я не знаю актера, который мог бы такое сыграть.
Айк включает магнитофон, чтобы дослушать запись до конца, и Шеба начинает плакать. Демонический голос ее отца плывет в воздухе. Угроза, которая звучит в его обертонах, может запугать и Кинг-Конга. Страх парализует меня, когда я вижу, какое впечатление производит голос этого человека на его дочь, каким озабоченным и напряженным становится взгляд Айка. Но когда Айк, дослушав запись, обнимает Шебу, его спокойствие и профессионализм действуют на нас благотворно.
— Что ты можешь сказать об этом? — спрашивает он Шебу.
— Что тут скажешь? Он сорвался с тормозов и летит в пропасть, — пожимает она плечами. — Самообладание всегда было его сильной стороной. Он мог дойти до края, а в последний момент дать задний ход. Мог в мгновение ока превратиться из убийцы в любовника. Но он никогда не терял головы и гордился тем, что полностью управляет ситуацией. А теперь он целится из винтовки в толпу мальчишек на параде. Он потерял голову. Спекся. Ему конец. Гуд-бай, папочка.
— У тебя есть какие-нибудь изображения отца? — спрашивает Айк. — Какие-нибудь документы, свидетельство о рождении? Хоть что-нибудь, что поможет нам в поисках?
— Ничего. Я перерыла все мамины вещи. Ничего. Мать стала называть меня Шебой, когда мы бежали из Орегона. В том году, когда мы вырвались на свободу, я была Нэнси, а Тревор — Бобби. Или, может, Генри. Одно время его звали Кларенсом, и он терпеть не мог это имя. Когда мне было шесть лет, отец называл меня Бьюла. — При этом воспоминании Шеба морщит нос, отчего кажется обиженной девочкой.
— Прекрасная школа для актрисы, — говорю я.
— О да, я стала фантазировать очень рано, с пеленок, — отзывается Шеба с легкой улыбкой. — Волей-неволей начинаешь воображать другую жизнь и других людей, когда живешь с таким человеком, как мой отец.
— Вам нельзя оставаться в этом доме, — говорю я. — Упакуй вещи, свои и матери. Я забираю вас к себе.
— Не правда ли, мой жених — просто душка? — обращается Шеба к Айку. — И чем я заслужила такого мужа?
— Я тебе не жених и тем более не муж, черт возьми! Хватит валять дурака, Шеба. Дело серьезное. Твой папаша — не добрый гном. И у него есть винтовка. Вам угрожает опасность, если вы останетесь здесь.
— Мой отец, наверное, сумасшедший, но он умен, как лис. — Шеба снова пожимает плечами. — И сидеть в тюрьме ему совсем не понравилось — это точно. Пока эти патрульные машины стоят перед домом, он и близко не подойдет. И потом, я не могу перевезти мать ни к тебе, ни куда-либо еще. Я только что уложила ее спать.
— Пусть пока переночуют здесь, — говорит Айк. — Мне нужно составить окончательный план действий. Я начинаю думать, что этот лис хитрее всех нас, вместе взятых.
— Это злой гений, — отвечает Шеба. — Но тем не менее гений. Когда же приедет мой распрекрасный телохранитель? Если мой треклятый папочка даже его не испугается, тогда я просто не знаю…
— Бетти встречает Маклина в аэропорту в понедельник, — говорит Айк. — Директор школы телохранителей сказал мне, что Маклин выше всяких похвал. Высший класс.
— Не думаю, что его приезд сильно обрадует меня. Но сегодня утром я освободила для него комнату на первом этаже.
Перед уходом я делаю еще одну попытку уговорить Шебу перебраться ко мне, но она не сдается — ее пугает мысль, что Евангелину придется будить и куда-то везти. Мы с Айком едем обратно ко мне, не нарушая напряженного молчания. Этот день лишил меня сил и очень напугал. Отвагой я никогда не блистал и не собираюсь скрывать это. Уорми дожидается нас. Он сидит на бордюре тротуара и беседует с дежурным полицейским. Завидев нас, он тяжело поднимается и идет навстречу, чтобы обнять. Он дает нам наказ беречь Тревора и обещает убить всякого, кто хоть пальцем тронет его любимых школьных друзей. Он говорит, что с удовольствием прочитал бы о наших приключениях в моей газетной колонке, и я даю ему честное слово, что напишу.
— Утром же поставлю сигнализацию миссис По. Ради Шебы! — садясь в машину, говорит Уорми. — Уже сделал пометку в своем рабочем календаре.
Утром, когда я подаю завтрак Тревору в постель, кто-то барабанит в дверь. Открыв, обнаруживаю на пороге Айка в небывалом возбуждении. Мне доводилось видеть его даже в слезах, но никогда — на грани обморока. Сначала я думаю: что-то случилось с Бетти или с детьми. Хватаю его за руку, спрашиваю, все ли в порядке с семьей. Айк кивает яростно, но молча — говорить он не в состоянии. За руку подвожу его к ближайшей кушетке. Айк садится, свешивает голову на грудь и плачет, как побитый ребенок. От этих звуков меня пробирают мурашки. Я сажусь рядом, сжимаю его за плечи, но он не успокаивается. Достаю из ящика комода носовой платок, протягиваю ему, чтобы вытер слезы, которые текут по щекам. Айк прижимает платок к глазам, но чем больше пытается сдержать себя, тем сильнее сотрясают его рыдания. Наконец он извиняется голосом, которого я не узнаю́, и бежит в ванную. Слышу, как шумит вода. Умывшись, Айк постепенно успокаивается, истерика с каждым вздохом становится тише. Возвращается в гостиную уже знакомый мне шеф полиции Чарлстона.
— Ты можешь поехать со мной, Лео? — спрашивает он. — Только без Тревора. Тревора брать не надо.
— Конечно могу, — отвечаю я с готовностью, но и со страхом.
Только когда мы садимся в патрульную машину, Айк произносит одно слово:
— Шеба.
— Что с Шебой? — спрашиваю я, но, услышав вопрос, Айк снова теряет самообладание.
Он машет рукой, не в силах говорить, и мы молча едем по Брод-стрит. Я смотрю на дорогу. Мы поворачиваем направо возле Эшли, колониальное озеро дрожит в утреннем свете. Айк подъезжает к дому Евангелины По, площадка перед которым напоминает стоянку полицейских автомобилей. Двор огорожен желтой лентой, как делают на месте преступления. Мне приходит мысль, что с Евангелиной что-то стряслось. Айк оставляет машину возле дома моей матери.