— Ну уж фигушки! — звонко от испуга отозвался Генка Репьёв.

— Гена! — ахнула Ирина Петровна. — Извинись сейчас же!

— Извините, — сказал Генка. — Но все равно фигушки. Он не захочет. Он… после болезни.

— Ну хорошо, хорошо. Я понимаю. Но… может быть, найдется кто-то другой? Кот, собачка, голубок…

— Га-га!.. — На крыльцо опять шумно спланировал Казимир Гансович. И, вскинув голову, глянул на артиста. А тот, разглядев на покрытом перьями горле кожаный галстучек, сразу понял, что имеет дело не с простым гусем.

— Раз вас приветствовать! Следует ли мне понимать вас так, что вы готовы стать участником эксперимента?

— У-гу-гу, — ответствовал Казимир Гансович.

— Весьма польщен… Господа! Сейчас эта замечательная птица станет первым в мире пернатым существом, которое пересечет межпространственный вакуум! Прошу вас! — Чарли Афанасьевич откинул картонные клапаны. Гусь важно проследовал в коробку. Клапаны закрылись. «Го-о…» — послышалось из-за них, что, видимо означало «я готов».

Домби-Дорритов снова сделал плавное движение пультом. Потом изящными прыжками кинулся к другому ящику и распахнул его.

— Га-га! — Казимир Гансович вылетел и сел на край картонной стенки, опрокинул своей тяжестью коробку, но не потерял достоинства. Он кланялся и чиркал по траве раскинутыми крыльями, словно старинный кавалер полами плаща.

Теперь аплодисменты были не в пример прежним! Чарли Афанасьевич взбежал на крыльцо и кланялся, прижимая к лацканам фрака ладони. Анна Львовна сияла, словно сама проделала удачный эксперимент с гусем. Только Андрей Андреевич у школьных дверей сохранял спокойствие. Прислонился к косяку и скрестил на груди руки.

Наконец Домби-Дорритов красивыми взмахами ладоней вновь попросил тишины.

— Это была, господа, своего рода прелюдия. То есть вступление. Теперь же мне хотелось бы перейти к главному. Я предлагаю любому желающему испытать самому перемещение через гиперпространство! А затем этот смельчак поделится с вами впечатлениями!.. Хотя особых впечатлений не будет. Он войдет в один контейнер, а выйдет из другого, ничего не почувствовав. Я сам неоднократно совершал такое путешествие и уверяю вас — это совершенно безболезненно и абсолютно безопасно!.. Я не приглашаю взрослых, они не поместятся в контейнере. Но я уверен, что среди зрителей семи-двенадцати лет найдутся личности, не менее смелые, чем эта почтенная птица! — Домби-Дорритов сделал плавный жест в сторону Казимира Гансовича, который топтался у крыльца.

— Га-га-го… — подбодрил гусь личностей семи-двенадцати лет.

Те, однако, не спешили.

Нельзя сказать, что лопухастые жители Малых Репейников отличались робостью. Но в любом человеке (даже упомянутого юного возраста) начинает что-то сопротивляться, если ему предлагают стать подопытным кроликом. Ну, или гусем, какая разница… Да и, по правде говоря, кто его знает, это гипер-супер-пупер-пространство. Тем более, что все видели, как Андрей Андреевич шагнул к Домби-Дорритову и стоявшей рядом Анне Львовне. Что-то сказал вполголоса. А те, кто в первом ряду, даже слышали; «Я бы не советовал…»

— Но это же совершенно безопасно! — горячим шепотом отозвалась Анна Львовна.

Она блестящими глазами смотрела на ребят. Неужели сорвется выступление прекрасного артиста? Неужели среди ее питомцев не найдется ни одного смельчака?! Ну, что же вы!..

Ига сидел в первом ряду, через два человека от Генки с Ёжиком. Он встретился с Анной Львовной взглядом. И ощутил всю умоляющую силу ее глаз. Ну что же…

Пока Ига делал несколько шагов до крыльца (и слышал шум и громкие хлопки), ему вспомнился почему-то маленький кнам. Тот, которого Ига чуть не придавил ладонью. А еще вспомнился скелет-мамонт Мотя, и захотелось дернуть его за хвост (Ига мысленно дернул). А еще Ига пощупал в кармане брюк твердый кнамий шарик — он его сегодня переложил туда из старых штанов. А вчера он такой же шарик подарил наконец Степке, она приняла его серьезно, озабоченно даже… Жаль, что Степка сегодня не пришла. Если бы сейчас она смотрела ему вслед, было бы не страшно… Хотя чего бояться-то? Обыкновенный фокус. Через минуту Ига весело раскланяется перед вопящей от восторга лопухастой аудиторией…

Домби-Дорритов Игу встретил на крыльце, раскинув руки. Словно хотел обнять. Но не обнял, а засуетился:

— Благодарю вас! Вы молодец… Вот, пожалуйте сюда… — Он помог Иге вскочить на парту и шагнуть в коробку. Стенки ее были Иге почти до пояса. Ига встал в коробке и, слабо улыбаясь, помахал зрителям ладонями. Зрители не заметили слабости в улыбке. Бурно зааплодировали.

Ига поддернул на коленках отглаженные брюки и сел на корточки. Прямоугольные клапаны один за другим заслонили от него небо. Стало совершенно темно. В коробке пахло бумажной трухой и клеем. Было уже совсем не страшно, хотя сердце тюкало невпопад. Ига глотнул и подумал: «Ну, скоро ли?»

Зрители тоже так думали. И ждали с замиранием.

Домби-Дорритов пультом описал над картонным ящиком дугу. И… толкнул его с парты. Ящик легко слетел на крыльцо и раскрылся. В нем никого не было.

Никто не захлопал, ждали: что дальше?

Домби-Дорритов приглашающе вытянул руки к дальнему ящику у окон:

— Молодой человек, прошу вас! Путешествие закончено, пожалуйте наружу!

«Молодой человек» не отзывался, картонный ящик не шелохнулся. У Чарли Афанасьевича кругло открылся рот. Он взмахнул растопыренными ладонями, будто крылышками, слетел с крыльца и бросился к «финишному контейнеру». Откинул крышки. Замер в неудобной позе. Ящик был пуст.

1

Ига летел в пустом черном ужасе. Ледяные тиски межпространственного вакуума стиснули его со стальной неумолимостью. Ни вздохнуть, ни крикнуть, ни даже шепотом позвать: «Мама…» Ни заплакать. Потому что слезинки тут же превращались в твердые прозрачные шарики. Вроде кнамьих. Только помочь эти шарики не могли. Мальчик был в миллионах световых лет от Земли. И мчался в никуда.

…Это было не по правде. Это мгновенно представилось Анне Львовне, когда она увидела, что оба ящика пусты. Она не помнила, как оказалась рядом с артистом. С минуту смотрела на голое картонное дно, потом выдохнула:

— Чарли Афанасьевич… Что это значит?

— Одну минуточку… Одну… самую полминуточку… — он суетливо нажимал кнопки на пульте. — Возможно, я… Бывают, знаете ли некоторые накладочки…

Понажимал кнопки еще. В ящиках никто не появился — ни в том, ни в другом. Испуганная тишина зрителей постепенно превращалась в недоуменное гудение. Чарли Афанасьевич снял цилиндр и почесал пультом затылок.

Анна Львовна удивительно звенящим (от страха и отчаяния) голосом потребовала:

— Господин Домби-Дорритов! Потрудитесь намедленно вернуть на место моего ученика Игоря Егорова!

Чарли Афанасьевич загнанно оглянулся. Выдавил улыбку. Надел цилиндр и, снова взмахивая руками, словно крылышками (что в данном случае было весьма неуместно), взлетел на крыльцо.