От внимания Де'Уннеро не ускользнуло, как вспыхнули при этих словах глаза Каласа.

— Можно было бы сказать подобное о принце Мидалисе, который восхищается взглядами Джилсепони? — с нажимом спросил Де'Уннеро.

Герцог слегка вздрогнул, однако его собеседник заметил и это.

— Я лишь частичка той силы, которая в надлежащее время приведет Эйдриана к власти, — продолжал бывший монах. — Хотя мы с вами и не являемся друзьями, я рассказываю вам об этом, ибо высоко ценю вас и уважаю как своего соратника.

— Но вы замышляете заговор против короля…

— Ни в коей мере, — солгал Де'Уннеро. — Я замышляю заговор против злокачественной опухоли, которая угрожает королевству, разрастаясь как внутри церкви, так и внутри государства.

— Я не стану давать вам никаких обещаний, — сказал герцог Калас.

У Де'Уннеро отлегло от сердца. Какие там обещания! Зная герцога, он опасался, что тот вообще не позволит ему выйти из этого кабинета, приказав арестовать. Однако сокрушительное поражение на турнире и чудодейственное возвращение с того света, по всей видимости, сильно ударили по самолюбию тщеславного Каласа.

Герцог кивнул в сторону самоцветов.

— Магические? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил Де'Уннеро. — Но у нас достаточно и магических самоцветов, а также людей, искусных в обращении с ними. Даже королеве Джилсепони не выстоять против Эйдриана в битве с использованием сил магии. Могу без преувеличения заявить: он обладает непревзойденными способностями в этом деле.

Герцог Калас, которого магические способности юного воина буквально вытащили из могилы, возражать не стал.

— Но сила нашего оружия впечатляет еще больше, чем магия, — продолжал Де'Уннеро. — Мне достаточно было бы лишь шевельнуть пальцем, чтобы ввергнуть королевство в пучину междоусобного бунта, когда брат пошел бы на брата, а армия и Бригада Непобедимых стали бы воевать между собой. Злокачественная опухоль — это и королева Джилсепони, и церковь в ее нынешнем виде. Мы с вами оба это знаем. Когда король Дануб тоже будет готов признать очевидное либо когда для него настанет время отойти в мир иной, мы безжалостно удалим эту смертоносную опухоль.

Герцог Калас пристально взглянул на собеседника. Можно было представить, что сейчас творилось в душе командира Бригады Непобедимых и давнего друга короля Дануба.

Маркало Де'Уннеро встал и, не потрудившись собрать с ковра самоцветы (что лишь подкрепляло его заявления о несметных богатствах), поклонился и покинул кабинет.

Когда Де'Уннеро возвращался домой, шаги его были легки. Бывший монах не мог сдержать волнения, предвкушая стремительное нарастание предстоящих событий. Он знал, что обрел в лице герцога Кал аса ценнейшего союзника. Де'Уннеро был уверен в этом! Желанная цель неожиданно оказалась намного ближе.

Эйдриан, остававшийся в загородном доме, тоже знал об этом, причем задолго до возвращения Де'Уннеро. С помощью камня души он сегодня весь день незримо следовал по пятам за своим наставником. Юноша слышал разговор бывшего монаха с Констанцией Пемблбери. Он присутствовал при долгом разговоре Де'Уннеро с герцогом Каласом и еще некоторое время оставался в кабинете после ухода «Брюса Оредальского». Эйдриан видел: Калас был одновременно взбешен, обеспокоен и раздавлен услышанным.

Однако герцог не попытался помешать Де'Уннеро уйти и не бросился с ошеломляющей новостью к королю.

Время решающих действий быстро приближалось. Юноша понимал это отчетливее, чем Де'Уннеро. Нужно только найти какой-то способ, какое-то средство ускорить события, и королевская власть будет принадлежать ему.

Вспомнив разговор Де'Уннеро с Констанцией Пемблбери, Эйдриан вдруг понял, где именно он сможет найти это средство ускорения.

— Все говорят, что он — любовник вашей жены! — осмелилась заявить Констанция Пемблбери.

Впервые за многие месяцы придворная дама оказалась наедине с королем, встретив Дануба во время его утренней прогулки вдоль северной стены замка. Тот искренне удивился, увидев Констанцию здесь, и столь же искренне произнес, что рад видеть ее в добром здравии и прекрасном настроении.

Так оно и было. Придворная дама уже и не помнила, когда она так замечательно спала, как в эти несколько ночей после турнира. Констанции снились удивительные сны, казавшиеся ей вещими. Она видела королевство без Джилсепони, возвращение старых добрых времен, когда она вместе с Данубом скакала верхом по окрестным полям, когда она была его другом, наперсницей, возлюбленной.

Несомненно, это не были простые сновидения. Констанция верила, что это ее ангел-хранитель посылает ей видения, ободряя скорым наступлением лучших времен. Госпожа Пемблбери вновь обрела былую решительность и в это утро вознамерилась отыскать Дануба.

— Если я буду обращать внимание на всю эту болтовню… — устало начал король.

Как же его гнетут упоминания о подобных разговорах!

— Вы глухи к ним, потому что предпочитаете неведение горькой истине, — сказала придворная дама.

Дануб молча повернулся и зашагал прочь, но Констанция догнала его и, схватив за руку, заглянула в лицо короля.

— Вы постарались забыть слова этого молодого героя, — уже гораздо менее уверенно произнесла Констанция, увидев в глазах Дануба ненависть и закипавший гнев. — А слухи…

— Слухи распускают глупцы и злостные возмутители спокойствия, — ответил Дануб. — У здешних сплетников слишком скучная жизнь. Они готовы повторять самую чудовищную ложь — только бы любой ценой доставить себе развлечение. Да, я не знаю, кто этот молодой победитель турнира, равно как мне не известны намерения, заставившие его назвать себя победителем во славу королевы. Я скорее готов поверить, что здесь не обошлось без людей из твоего окружения, подбивших его на подобные заявления, чем поверю, что моя жена способна на измену.

Констанция вздрогнула, но Дануб сказал ей еще не все.

— Да, Констанция. Моя жена, — уже жестче повторил он, схватив придворную даму за плечи и приблизив свое разгневанное лицо почти вплотную к ней, — не просто королева. Не какая-то простолюдинка, вторгшаяся в Урсальский замок. Моя жена. Любимая мной женщина. Я готов отдать за нее жизнь. Я готов начать из-за нее войну.

Произнося эти слова, Дануб встряхивал Констанцию за плечи, а его глаза все ярче разгорались свирепым огнем. Придворная дама сдавленно вскрикнула, и король, неожиданно успокоившись, отпустил ее.

— И хорошенько запомни: я не желаю больше об этом слышать, — тихо сказал он. — Ни от тебя, ни от кого-либо вообще.

— Дануб, — застонала Констанция, цепляясь за него. — Я заговорила об этом, потому что так тебя люблю…

Он грубо оттолкнул ее.