– Теория, похожая на истину, – выговорил Курт задумчиво, припомнив, как ныла рука, едва не затушившая ту свечу на гостиничном столе, как казалось тогда, что сквозь нее будто прошло что-то почти вещественное… быть может, и впрямь – не казалось?..

– Ну, и что бы там ни было – мне это пока неподвластно, – вздохнула Адельхайда удрученно. – Или у меня проблемы с глазомером и контролем удара, если прав Хауэр, или я не могу собраться с силами, если прав Александер… А как твои успехи?

– Почему у вас с ним не сложилось? – не ответив, спросил Курт, и она нахмурилась:

– Меняешь тему?

– Просто хочу понять, – пожал плечами он. – Когда при таком конкуренте выбирают меня, – хотелось бы знать, в чем я его обставил.

– Для потакания тщеславию? – усмехнулась Адельхайда, и он улыбнулся в ответ:

– Хоть бы и так… В самом деле, чем он тебе не угодил? Всем хорош, и только совершенно слепой не увидит, что Александер тобою, так скажем, заинтересован. Сам он полагает, что «помеха совместной работе» – лишь отговорка с твоей стороны, а на самом деле в тебе говорит брезгливость, и для тебя подобное развитие событий – что-то вроде сожительства с Дьяволом в виде козла. Он прав?

– Боже, – содрогнулась Адельхайда, – какая гадость… Все просто, Курт: поначалу я его побаивалась; думаю, не надо разъяснять, по какой причине. А после, когда мы узнали друг друга лучше… Он, разумеется, хорош во многих отношениях, но я не могу лечь в постель с тем, к кому испытываю только нежную жалость. Что-то есть в этом противоестественное. Отдает инцестом.

– Перипетии человеческой психики, – усмехнулся он. – Материнские чувства к древнему старцу. Думаю, не стоит открывать Александеру правду. Пусть пребывает в заблуждении, иначе, боюсь, его больная самооценка умрет в муках… Да. В очередной раз убеждаюсь в правоте своего помощника, который утверждает «ткни в любого в Конгрегации – каждый будет с прибабахом». Интересно было бы знать, эта работа так меняет людей, или такие люди избирают эту работу?

– Думаю, справедливо и то, и другое. Вряд ли ты страшился бы огня настолько, не будь ты на этой службе; ты просто не думал бы о нем ежечасно… Ты не просто боишься огня, ты ненавидишь его, – уверенно приговорила Адельхайда, и он поморщился, услышав из этих уст слова Хауэра. – А ты его полюби. Подумай о том, что, вообще говоря, огонь хранил человека во всю его историю. Наши предки защищали себя от зверья, согревались в зиму; он хранитель наших жилищ и защитник наших жизней…

– …а также убийца и разрушитель, – докончил Курт, и она тяжело вздохнула:

– Я вижу, лечение затянется. Знаешь, некоторые чудаки полагают, что свечи создают уют.

– В самом деле? Ну кто бы мог подумать… Как, кстати сказать, ты намерена объяснить прислуге поутру, что вытворяла здесь ночью? Разумеется, прислуга – это такое существо, которому никто и ничего объяснять не обязан, однако нечего после возмущаться, если это существо начнет пересуды на всевозможные темы, включая отправление дьявольских ритуалов. Или же твоей свадьбы с Александером начнут ожидать с еще большей уверенностью.

– Увы, разыскать слуг, не умеющих думать лишнего, способен только Александер; у него талант… Я попрошу Лотту. Она уберет.

– Слуг… – повторил Курт растерянно, рывком усевшись, и Адельхайда непонимающе и настороженно нахмурилась:

– В чем дело?

– И как же я прежде не обратил на это внимания… – пробормотал он. – Слуги… Это не раз упоминал Александер, об этом не единожды говорила ты, а мне и в голову не пришло задуматься над тем, как вы произносите это слово. Ведь явно имелось в виду нечто большее, чем просто прислуга в человеческом понимании, верно?

– Александер не рассказал?

– Я не спрашивал, а он, возможно, и не помнит уже, о чем у нас был разговор, а что мы упустили; ведь ему все это привычно… Так я прав? Что это означает в понимании стригов? Простой смертный, взятый на службу, или нечто большее?

– Простой смертный, – согласилась Адельхайда, – служащий стригу. Но не купленный деньгами, а – зависимый от своего хозяина.

– Каким образом?

– Александер упоминал о том, что в зависимость впадает человек, подвергающийся укусам слишком часто?.. Это первый путь.

– Откровенно говоря, слабо понимаю, что может привлекать в постоянной кровопотере и подставлении собственной шеи под чьи-то зубы. Допускаю, что это может быть по душе какой-нибудь девице вроде его покойной содержанки – мало ли любительниц постельных игр и похлеще, однако речь, как я понимаю, идет о том, что в подобную подвластность впадет любой. Верно?

– Верно. Вспомни (уж это он наверняка рассказал) – человек забывает о том, что был укушен, практически мгновенно; можно, разумеется, сделать и так, чтобы запомнил, однако по вполне понятным причинам любой стриг, не промышляющий убийствами, предпочитает стереть это из памяти жертвы. И это делает он сам, это не происходит механически, укус не подразумевает потерю памяти a priori. Стриг воздействует на сознание – даже самый необученный и молодой имеет в своем арсенале этот навык. А сознание человека откликается на это воздействие. Самый близкий аналог в человеческом понимании – изнасилование, при котором жертва получает удовольствие.

– И после начинает требовать этого удовольствия снова – уже по доброй воле…

– Не требовать, – поправила Адельхайда многозначительно. – Просить. Со временем эта зависимость становится без преувеличения жизненно необходимой.

– Александер и Эрика…

– Нет, – качнула головой она. – Здесь именно случай упомянутой тобою любительницы extremum’а. Александер строго блюл меру; иметь в любовницах девицу, смотрящую в глаза с собачьей преданностью, ему не хотелось… Все упомянутое лишь одна разновидность слуги. Но есть и вторая: не человек, как ты выразился, подставляет шею, а сам стриг. Не шею, правду сказать – как правило руку; попросту из соображений удобства… Но в подобном случае это должен быть уже мастер.

– Кровь стрига вызывает обращение… – с легкой растерянностью возразил Курт. – Или нет?

– Нет; обращение – процесс сложный. И начинается оно именно так, как говорят народные предания: стриг выпивает кровь человека. Вот только не до того самого последнего глотка, а – едва не достигая этого предела, подводя к тому мигу, когда человек начинает умирать от потери крови. И лишь после этого мастер дает вкусить крови собственной. Быть может, кроме всего прочего, этому есть и простое объяснение, восходящее ad biologiam – возможно, такое действие кровь стрига обретает только после того, как смешается в его же венах с кровью обращаемого – своеобразный алхимический cucumella destillatoria[169]… Не знаю. Не стану ручаться. Собственно, не думаю, что не только Александер, но и вообще хотя бы один стриг на белом свете ответит тебе на этот вопрос. Так это происходит, и все. Но совершается это, напоминаю, на грани смерти, причиненной укусом стрига.