– Благодарю вас, ваше величество, но…

– Присаживайтесь, присаживайтесь! Мы в военном лагере, а не во дворце, поэтому – не до церемоний. К тому же, мы здесь вдвоем, без свидетелей, как вы и просили. Так что вас никто не осудит за то, что вы сидите во время аудиенции с королем.

Маркиз фон Гауфт сел на указанное место за столом, напротив короля Стефана:

– Я заранее прошу прощения за дерзкий вопрос, но, поверьте, ваше величество, что у меня имеются все основания, чтобы его задать…

Начальник контрразведки сделал паузу, взглянул на короля. Тот, слегка пожав плечами, милостиво кивнул.

– Ваше величество, – продолжил маркиз, – уверены ли вы в успехе завтрашнего штурма?

Король резко выпрямился, нахмурил брови. Гневные слова уже были готовы сорваться с его уст. Однако Стефан Баторий, несомненно, был человеком выдающимся, талантливым полководцем и правителем, то есть обладал острым умом и выдержкой. Поэтому он спокойно откинулся на спинку кресла и вместо гневной отповеди произнес рассудительно, будто бы советуясь с равным ему собеседником:

– Участок городской стены в шестьсот ярдов практически разрушен нашей артиллерией. Кстати, благодарю вас, маркиз, за ценные сведения о негодности материалов, из которых сложены стены Пскова. Камни в них оказались даже мягче, чем мы ожидали. Теперь о предстоящем штурме. Брешь в шестьсот ярдов, как вы наверняка понимаете, вполне достаточна, чтобы не просто вводить в нее штурмовые колоны, а атаковать развернутым строем. Мы имеем существенное превосходство в численности, вооружении и выучке войск. Даже если русские снимут со стен и направят для обороны угрожаемого участка весь свой гарнизон – а они, поверьте, именно так и поступят – все равно, мы будем иметь двух– или трехкратное превосходство. Мне известно, что некоторые мои военачальники в узком кругу доверенных людей критиковали своего короля за то, что мы штурмуем крепость на одном единственном участке и тем самым даем русским возможность стянуть туда все силы для отражения штурма. Однако, как я уже сказал, мы обладаем подавляющим превосходством, и, уничтожив гарнизон Пскова в одном бою, будем избавлены от необходимости затем долгое время выковыривать обороняющихся из всех щелей огромной крепости, неся при этом более значительные потери. Удовлетворил ли мой ответ господина главного королевского шпиона?

– Ваше величество, ваш замысел, как всегда великолепен. Однако долг службы повелевает мне доложить вам, и только вам о неких странных обстоятельствах, вызывающих у меня определенные сомнения. Мне представляется, что определив заранее направление нашего удара, каковое мы и не скрывали, русские предприняли некие ответные действия, и мы, к великому сожалению, не знаем, какие именно! Вспомните, как они всяческими мерами, в первую очередь – огнем артиллерии и непрерывными вылазками заставили нас перенести лагерь и затрудняли нам сооружение траншей, отсрочивая тем самым время штурма. А их лицемерное согласие рассмотреть ваш милостивый ультиматум, на что они попросили три дня? После того, как вы великодушно согласились дать им испрашиваемый срок, русские три дня молчали, а затем издевательски заявили, что они неграмотные! Это было не что иное, как затяжка времени…

– Ничего удивительного! – прервал рассуждения фон Гауфта король. – Русские воеводы боятся своего тирана-царя больше, чем любого неприятеля, и потому, вопреки здравомыслию, не могут капитулировать сразу. Вот они и тянут время, чтобы, вернувшись из плена в свои владения, доложить затем государю, что оборонялись до последней возможности.

– Вновь не могу не отметить правоту вашего величества. Однако русский воевода князь Шуйский пока что предпринимал исключительно взвешенные и разумные действия, и не посылал своих ратников на смерть, чтобы продемонстрировать свое усердие перед царем. Вашему величеству, несомненно, известно, что пренебрежение к жизням ратников – это основная черта большинства русских военачальников. Вся их тактика построена на больших жертвах, они гонят свои войска в лобовые атаки на убой, или заставляют их обороняться в абсолютно безнадежной ситуации. У русских это называется «стоять насмерть». Но воевода Шуйский совсем не таков. Я уже докладывал вашему величеству, что наши гусары и рейтары, гарцуя перед строем русских всадников, всячески пытались выманить их из-под защиты крепостных орудий, и с этой целью поносили их государя непотребными словами. Любой другой воевода немедленно приказал бы атаковать оскорбителей государевой чести, чтобы потом не отвечать перед ним собственной головой за бездействие. Но князь Шуйский строго-настрого приказал своим кавалеристам из-под выстрелов не выходить, а всех государевых обидчиков переписывать и потом в плен не брать! Об этом приказе русские кавалеристы и сообщили нашим гусарам в очередной словесной перебранке. Кстати, эта мера возымела действие: наши сквернословы неожиданно примолкли. Очевидно, даже бывалым воинам, или нет – именно бывалым воинам неприятно узнать, что тебя занесли в некие списки на уничтожение. Все-таки, понимая превратности военной судьбы, каждый профессионал в душе надеется, в крайнем случае, на почетный плен и последующий выкуп.

– И вы надеетесь, маркиз? – усмехнулся король.

На лице маркиза не дрогнул не один мускул.

– Я надеюсь, что моя преданность вашему величеству не нуждается в дополнительных словесных заверениях, – своим обычным флегматичным тоном спокойно ответил он. – Разрешите продолжать?

– Конечно, продолжайте, маркиз! Вы же прекрасно поняли, что ваш король шутит.

– Благодарю вас, ваше величество! – дипломатично ответил маркиз, одновременно поблагодарив короля за разрешение продолжить свою речь и как бы еще и за то, что он изволит шутить со своим подчиненным, являя ему тем самым королевскую милость. – Меня тревожит отсутствие сведений о контрмерах, предпринятых против штурма князем Шуйским. Как я уже имел честь докладывать вашему величеству, передовые дозоры в наших траншеях и днем, и ночью слышали непрерывный стук топоров, доносящийся из-за городской стены на участке штурма…

– Погодите, маркиз, – перебил фон Гауфта король. – Но ведь недавно наши доблестные вервольфы во главе с несравненной фрау Анной поднимались на городскую башню, как раз на ту, которую мы будем штурмовать, и не заметили в городе ничего особенного!

Маркиз опустил глаза, и произнес нарочито тихим, подчеркнуто многозначительным тоном:

– Именно это меня и настораживает больше всего, ваше величество!

– На что вы намекаете, маркиз? Извольте выражаться яснее, без придворных ухищрений!

– Ваше величество! Доклад фрау Анны об отсутствии признаков того, что русские укрепляют угрожаемый участок городской стены, может подтвердить лишь ее лейтенант. Впрочем, он подтвердит все, что будет угодно его прекрасной начальнице. Раз ваше величество приказали мне говорить прямо, то я вынужден, после долгих колебаний, доложить вашему величеству, что у меня имеются косвенные данные, – маркиз сделал ударение на последних словах, тем самым объясняя королю причину своих колебаний. – Косвенные данные о присутствии в вашем войске вражеского агента, имеющего офицерский чин. Я даже располагаю его приметами, пусть и весьма общего характера. Вынужден доложить, что фрау Анна подходит под эти приметы.