– Я хотел вернуть вот это.

– Очень любезно с твоей стороны, – насмешливо заявила она. – Без этой шпильки я бы совсем пропала. Это все, что привело тебя сюда?

– Нет. Я хотел сообщить вам, что уезжаю. Навсегда.

– Доброго пути, – ухмыльнулась старуха.

– Прежде чем уехать, я хочу завершить все свои дела в этом городе, – произнес Джахан. – Поэтому и пришел.

– Разве у нас могут быть общие дела? Вот уж не думаю.

Задетый ее язвительным тоном, он опустил веки. Теперь вместо лица старухи перед глазами у него была темнота.

– Вы были не просто нянькой, которая заботилась о Михримах с младенчества, – сказал Джахан, обращаясь к этой темноте. – Вы были для нее родной душой, которой она доверяла безраздельно. От вас у нее не было тайн.

– Да, я вырастила ее. Султанша Хюррем, да помилует Аллах ее черную душу, не желала заниматься собственными детьми. У нее и на сыновей-то времени не было, а о дочери уж и говорить нечего. Мать вспомнила о Михримах, лишь когда пришла пора выдавать ту замуж. Вот тогда-то она и решила использовать бедную девочку в своих играх. – Хесна-хатун смолкла, тяжело переводя дыхание. – А тебе известно, что я была к тому же ее кормилицей? Михримах вскормлена моим молоком, – с гордостью сообщила старуха.

Джахан хранил молчание, ощущая, как острая игла сожаления, слишком хорошо ему знакомая, пронзает грудь.

– Когда Михримах горела в лихорадке, я, а вовсе не ее родная мать, проводила дни и ночи у ее постели. Когда малышка падала, я вытирала ей слезы и смазывала разбитые коленки бальзамом. Когда к ней впервые пришла женская кровь, Михримах прибежала ко мне. Бедняжка, она решила, что тяжело заболела и умирает. В таких случаях девочку полагается шлепнуть. Но я не могла поступить так с дочерью султана. Я сжала ее в объятиях и сказала: «Ты не умираешь, свет очей моих. Просто ты стала женщиной». – Рассказывая все это, старуха иссохшей рукой беспрестанно поглаживала кошку, лежавшую у нее на коленях. – А султанша? Она вспоминала о детях, лишь когда писала письма своему супругу: «О мой отважный лев, оставь поле битвы и возвращайся в мои объятия. В твое отсутствие сердце мое пожирает огонь тоски, который невозможно затушить. Твои дети безутешны, платок Михримах насквозь промок от слез». Вечно напридумывает целую кучу всяких глупостей!

– Вам-то откуда известно, что именно Хюррем писала своему супругу? – спросил Джахан.

Старуха в ответ разразилась хриплым смехом.

– В гареме секретов нет, – сказала она. – Хюррем умела угодить мужу, этого у нее не отнимешь. А вот матерью она была никудышной. Правда, сыновей она обожала. Но для Михримах места в ее сердце не осталось.

Джахан, охваченный воспоминаниями, вновь прикрыл глаза. Ему вспомнился день, когда Михримах пожаловалась ему на одиночество. Удивление его не знало пределов. Прежде Джахану и в голову не приходило, что дочь султана может чувствовать себя одинокой.

– Может, Хюррем и правда не слишком заботилась о дочери, – произнес он, – но султан хотел, чтобы Михримах получила хорошее образование. У нее были лучшие учителя, и наверняка вы присутствовали на всех уроках. Михримах была так к вам привязана, что не стала бы слушать учителей, не будь вас рядом. Таким образом, вы обучились всему, чему обучали ее.

– Что же в этом плохого?

– Ровным счетом ничего, – покачал головой Джахан. – Хюррем было все равно, что Михримах души в вас не чает. Ее занимали только султан и интриги, которые она плела. Воспитание дочери эта женщина полностью переложила на вас. А потом вдруг что-то произошло. Хюррем более не желала, чтобы вы были рядом с Михримах.

– Откуда ты знаешь?

– От самой Михримах. Она упоминала об этом, но я не пытался сложить воедино кусочки мозаики. До сей поры. Так почему Хюррем внезапно разгневалась на вас?

– Султанша… – Старуха зашлась кашлем, точно слово это было отравой, которую она пыталась извергнуть из своего тела. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал напряженно и глухо. – Как-то раз султанша решила поехать с детьми в Бурсу. Моей Михримах было в ту пору девять лет. Она ни за что не хотела со мной расставаться. Заявила матери: «Я поеду, только если с нами поедет дада». Вот тогда Хюррем и поняла, что ее дочь любит няньку сильнее, чем родную мать.

– И она отослала вас прочь?

– Да. Хюррем дважды пыталась от меня избавиться.

– Но безуспешно. Как вам удавалось вернуться?

– Михримах отказывалась от пищи. Бедная девочка так ослабла, что родители стали бояться за ее жизнь. Волей-неволей им пришлось меня вернуть. Едва войдя во дворец, я приказала принести тарелку супа и собственноручно накормила малышку.

– Тогда-то о вас впервые и пошли слухи, – подхватил Джахан. – Люди стали считать вас ведьмой. Поговаривали, что вы навели на дочь султана порчу.

– Если кто и был ведьмой, так это Хюррем. Самой настоящей зхади. Все это знали. А что до слухов обо мне, их распускала она сама. О, сердце этой женщины было полно злобы.

– Схватка двух ведьм, – усмехнулся Джахан.

Хесна-хатун метнула в него презрительный взгляд.

– Ныне Хюррем мертва, а я все еще пребываю в этом мире, – заявила она, и в голосе ее послышалось торжество, от которого у Джахана мурашки побежали по коже.

– Да, но как вы вернулись во второй раз? – спохватился он. – Вы сказали, что султанша дважды пыталась от вас избавиться.

– Во второй раз… это было, когда Михримах просватали за Рустем-пашу. Хюррем решила, что я ей больше не нужна. Хотя именно тогда бедная девочка нуждалась во мне сильнее, чем когда-либо. Султанша отослала меня в паломничество. Садясь на корабль, я заливалась слезами. Аллах свидетель, мне не хотелось покидать Михримах.

– Я слышал, что на обратном пути на ваш корабль напали корсары.

– Все это было подстроено. – Очередной приступ кашля сотряс ветхое тело старухи. – Султанша хотела со мной покончить. Она наняла пиратов, чтобы те убили меня или взяли в плен. Ей казалось, что между пленом и смертью не существует разницы. Но она ошиблась.

– Вы сумели освободиться?

Глаза Хесны-хатун повлажнели от слез.

– Меня спасла моя девочка. Она вновь перестала есть. Бедняжка выплакала все глаза. И, видя, как глубоко горе дочери, султан Сулейман отправил целую флотилию, чтобы освободить меня, простую няньку. Когда еще бывало подобное?

– Откуда же вы черпали силы, дада? Может, вы и впрямь ведьма?

– Колдовство тут ни при чем, – отрезала она. – Силы мне давала любовь. Любовь моей девочки.

Джахан подался вперед, вперив взгляд в кошку:

– Да, Михримах любила вас, а вы – ее. Но не только она одна царила в вашем сердце. Я много размышлял об этом и догадался: вы были влюблены в султана. Не понимаю, как это ускользало от меня прежде.