фаланги лук и стрелы (впрочем, готские лучники никогда, еще со времен Винитария и Баламбера, не могли тягаться с гуннскими в частоте, дальности и меткости стрельбы). Нарзесу же в год битвы при Тагине исполнилось семьдесят два. Он был опытным в интригах царедворцем, пользовавшимся особым покровительством благочестивой василиссы Феодоры — жены блаженнейшего василевса Флавия Петра Савватия Юстиниана I Великого. Бесстрастным, хладнокровным и расчетливым. Приказавшим своим гуннским «федератам», составлявшим фланги имперского войска, осыпать доблестных остготов, бросившихся в рукопашный бой с благочестивым кличем: «Фрауйя армай!» — «Господи помилуй!» — , тучами острых стрел, пока число усеявших поле сражения остготских трупов не достигло шести тысяч. В былые времена Нарзес бы удостоился за это славы триумфатора. Теперь же все победные лавры получал вечный триумфатор — «император романорум» (или же, «по-новоримски» — «василевс ромеон»). Как бы далеко он не находился от поля битвы, выигранной его верноподданными…

Раненый стрелой гунна на восточноримской службе, готский царь Тотила пытался искать спасения в бегстве. Но был настигнут гепидским копьем, вонзившимся ему в спину. Соратники отвезли его в местечко Капра, в нескольких милях от места проигранной готами битвы. Спасения не было. Царь пережил поражение всего на пару часов. У остготов даже не осталось времени похоронить его по-царски, с подобающими почестями. Готовясь к дальнейшему бегству, «на ходу» (как пишет Грегоровиус), они наспех зарыли труп Тотилы в неприметном месте. Это случилось летом 552 г.

«Если величие героя измеряется множеством препятствий, которые герою приходится преодолеть, или неблагоприятностью судьбы, с которой он должен бороться, то Тотила еще более заслуживает бессмертия, чем Теодорих. Тотила, будучи еще юношей, своей энергией и гением не только восстановил разрушенное государство, но и отстаивал это государство в течение одиннадцати лет, ведя борьбу с Велизарием и войсками Юстиниана. Наконец, если достоинство человека определяется доблестями облагораживающими душу, то между героями и древности, и последующих времен найдется немного таких, которые были бы равны этому готу великодушием, справедливостью и самообладанием» (Грегоровиус).

Главной потерей остготов в битве при Тагине была, несомненно, гибель их гениального царя-полководца. Возможно, готы вспомнили зловещее предсказание, сделанное в присутствии Тотилы неким таинственным старцем, когда внезапно взбесившийся вол опрокинул статую медного быка, украшавшую римский Форум (насколько же глубок был упадок Рима на Тибре, если по Форуму бродил рогатый скот, как в незапамятные времена!): «Придет время, и вол одолеет быка». Так и вышло — «вол» (бессильный, вроде бы, кастрат Нарзес) одолел «быка» Тотилу (из которого прямо-таки ключом била мужская сила, или, как сказал бы римлянин — «вирильность»)…

Но не меньшей и столь же невосполнимой потерей была и смерть от стрел «ромейских» гуннов в один день шести тысяч лучших готских воинов, усеявших своими телами поле проигранной битвы. Об ослабленности сил обеих противоборствующих сторон, предельно истощенных кровопролитной войной за Италию, свидетельствует не только сравнительная небольшая численность их войск. Но и, скажем, явная неспособность остготов занять своими воинами все стены осажденного Нарзесом Рима. Как, впрочем, и очевидная нехватка у Нарзеса войск для того, чтобы полностью взять Рим в кольцо осады. Противники дрались друг с другом из последних сил. Но именно на исходе сил приходится усиленно работать головой. А с этим у старого царьградского скопца дело обстояло явно лучше, чем у готских полководцев.

Остготы отошли на север, где между Тицином и Вероной еще сохранились в неприкосновенности остатки их народа. Там они избрали себе нового царя — отважного воина, молодого отпрыска знатного рода по имени Тейя (Тейяс, Тейас). Но то, что сделал Тейя и что он мог сделать, было не попыткой восстановления царства остготов в Италии, а его (само)ликвидцией — героической и кровавой, в истинно германском стиле, духе и вкусе, вроде описанного в «Эдде» Рагнарёка — «Сумерек (Гибели) богов», а с ними — всего древнегерманского мира. Впрочем, разве можно было ожидать чего-либо иного от обречённого на неминуемую гибель храброго народа?

Разъяренный гибелью шести тысяч своих лучших соплеменников в битве при Тагине, одержимый бешеным желанием во что бы то ни стало омрачить дошедшее до неприличия, наглое, безудержное ликование «ромеев» при виде окровавленного шлема и одежды павшего Тотилы, Тейя отдал жестокий приказ перерезать всех римских заложников, взятых Тотилой после захвата им «Вечного города» — прежде всего, мужчин и юношей из сенаторских семейств. По его приказу остготы перебили от трехсот до трехсот пятидесяти человек. Т. е. фактически всех мужских представителей высшей староримской знати. Хотя поименно хронисты перечисляют среди жертв Тотилы лишь представителей рода Анициев — самых упорных врагов остготов еще при Теодорихе. Судьба попавшей в руки готов римской знати города Медиолана была ничуть не менее печальной. Но все это остготов не спасло…

После взятия войсками Нарзеса мазволея императора Адриана, превращённого остготами в крепость (современного папского Замка Святого Ангела), и очередного захвата «ромеями» Рима на Тибре, служившие под знамёнами императора Юстиниана «варвары», выйдя из-под контроля и войдя в раж, переняли от готов «эстафету» в деле истребления природных римлян. Уничтожив тех из граждан «Вечного города», до которых у остготов в спешке руки не дошли. Видимо, по этой причине (наряду с другими) дальновидный Нарзес постарался поскорей избавиться от лангобардов — наименее надежных и дисциплинированных «федератов» из служивших под его драконами, орлами и лабарумами. Впрочем, лангобарды ушли из завоеванной, с их помощью, восточными римлянами Италии только для того, чтобы всего через шестнадцать лет в нее опять вернуться. Дабы скрестить оружие на этот раз уже с засевшими в Италии «ромеями»…

Остатки награбленных в годы остготского «великодержавия» сокровищ, не доставшиеся воинам Юстиниана в мавзолее Адриана и в захваченных «ромеями» прибрежных городах, были спрятаны бойцами Тейи в Кумских пещерах на Мизенском полуострове. Этот небольшой (площадью всего в несколько квадратных километров) мыс под Неаполем по сей день остаётся одним из самых таинственных уголков Италии, где каждая пядь земли скрывает в себе память об исторических событиях. Там располагались ушедшие ныне под воду самые посещаемые термальные источники римской эпохи — фешенебельный курорт Байи с его богатыми виллами и увеселительными заведениями, погрузившийся со временем на дно морское. Там некогда пророчествовала в своей священной пещере Кумская сивилла, сделавшая Кумы знаменитыми на все Средиземноморье. Там Секст Помпей, невенчанный «царь морских разбойников», к радости истерзанной гражданскими войнами Италии, примирился с принцепсом Октавианом Августом (что вскоре стоило слишком доверчивому Сексту головы). И теперь остготы пытались укрыть от торжествующих «ромеев» свои сокровища в извилистых, наполненных удушливыми горячими испарениями мизенских шахтах. Алигерн (Алагерн), брат Тейи, охранял их во главе отборных войск. В