Работа шла медленно, но она чувствовала, что Фергюс гордился бы ею. В результате пятилетнего кропотливого труда получалась книга, достойная Фергюса Донлеви.

Чик… чик… чик… чик… чик… чик…

Звук доносился сверху, через потолок. Этот чертов мышонок Баззи – две недели назад они купили его Верити в качестве подарка к ее пятому дню рождения. И уже две недели он, почти не отдыхая, бежал в колесе у себя в клетке. Иногда Сьюзен казалось, что Верити нарочно его подстегивает. Каждый раз, когда Сьюзен садилась работать, он начинал свою дурацкую аэробику.

Она сражалась с трудным куском книги – одной из многочисленных мыслей Фергюса по поводу теорий времени. Она помнила, как пыталась осознать этот пассаж, когда работала над изданной посмертно последней рукописью Фергюса. На книгу были хорошие отзывы, но бестселлером она, вопреки надеждам Сьюзен, так и не стала. Ее успокаивало то, что Фергюс был бы доволен: хорошие отзывы ученых всегда значили для него больше, чем размеры продаж.

Время – это кривая, а не прямая линия; линейное время является иллюзией; мы существуем в пространственно-временном континууме.

Иногда она надеялась, что это правда, что время является иллюзией; что не бывает так, что люди умирают и просто перестают существовать; что все, кто когда-то был, существуют и поныне. Она хотела бы, чтобы Фергюс существовал и поныне. И Харви Эдисон. Но только не мистер Сароцини.

Она хранила в ящике стола газетную вырезку с сообщением о смерти мистера Сароцини: она служила для нее постоянным напоминанием о том, что он и правда мертв. Это была небольшая статья, в одну трехдюймовую колонку. В ней говорилось, что швейцарский банкир Эмиль Сароцини и его шофер Стефан Кунц погибли в автокатастрофе, когда их «мерседес» столкнулся с грузовиком.

Сьюзен была слегка удивлена, но не разочарована тем, что некролога по поводу смерти мистера Сароцини не появилось больше ни в одной газете.

Чик… чик… чик… чик… чик… чик…

Она взглянула на часы. Четыре часа. Через час Джон вернется с гольфа, и им нужно будет уже собираться. Он играл с Арчи Уорреном, который полностью восстановился после удара и жил нормальной жизнью, хотя ему посоветовали воздержаться от игры в сквош.

Чик… чик… чик… чик… чик… чик…

Потеряв терпение, она посмотрела в потолок и закричала:

– Верити! Заткни этого звереныша!

Шум прекратился практически сразу. Тишина! Желанная, блаженная тишина!

Не то чтобы Верити росла шумным ребенком, – напротив, временами она была даже слишком тихой. Она не любила общаться с другими детьми и предпочитала проводить время в одиночестве, за чтением или компьютером. Учителя в школе говорили, что она очень умная для своего возраста, – директор школы объяснял это тем, что она единственный ребенок у образованной матери.

Они с Джоном уже три года пытались завести второго ребенка, но пока безуспешно. Оба прошли обследование, и ни у Джона, ни у нее не было выявлено никакой патологии. Просто не получалось. Пока.

В глубине души Сьюзен больше всего на свете хотела верить, что Джон – отец Верити. И иногда, когда он разговаривал с Верити или играл с ней, она чувствовала – хотя из Джона на эту тему слова было не вытянуть, – что он тоже в это верит. Она постоянно твердила себе, что, в конце концов, это возможно.

Несмотря на то что Верити родилась на месяц раньше срока, она была крупным младенцем, и все удивлялись, какая она здоровая и крепкая. Может быть, она понесла на месяц раньше, чем все полагали, и на самом деле ее отцом был Джон.

Каждые несколько месяцев Сьюзен снился один и тот же странный сон. В нем мистер Сароцини сидел у ее постели, печально улыбался и говорил: «Двадцать восьмая истина гласит, что иногда лучше верить, чем знать».

Было еще кое-что, о чем Сьюзен никогда не забывала: она хранила в сердце разговор, состоявшийся с мистером Сароцини в ее палате в клинике вскоре после рождения Верити. Банкир тогда сказал: «Посмотрите на свою дочь, посмотрите на нее. Посмотрите на Верити. Она греховна? Она порочна? Такой она рождена? Так вы думаете, когда смотрите на нее, держите ее, кормите грудью? Неужели она злобное порочное чудовище? Да, Сьюзен?»

И она страстно верила в то, что Верити родилась чистой и невинной, как и все дети. Какими они станут, когда вырастут, зависит не только от генов, но и от воспитания. Если они с Джоном смогут подарить Верити достаточное количество любви, заботы, тепла, если они смогут научить ее человечности, они победят те плохие гены, которые могла унаследовать их дочь. Они изменят предназначение, уготованное ей мистером Сароцини.

Поэтому Сьюзен и решила отказаться от няни и работать только дома, вне штата. Она хотела быть всегда рядом с Верити. Она хотела стать для нее самой лучшей матерью.

В начале шестого она услышала, как открылась входная дверь, как застучали, задев за косяк, клюшки для гольфа, как бухнула об пол брошенная в прихожей сумка. Затем в ее кабинет, прихрамывая, вошел Джон. Загорелый и сияющий, он поцеловал ее в лоб.

– Привет, – сказал он.

Хромота Джона останется с ним на всю жизнь, но она, к счастью, была единственным напоминанием о жестоком нападении на него. Врачи сказали, что он не погиб только благодаря решительным и быстрым действиям няни. Полиция не смогла отыскать нападавшего, как не смогла определить и мотив нападения. Джон почти не запомнил, как выглядел преступник, но по его скудному описанию Сьюзен нетрудно было догадаться, кто это был. Она сказала Джону, что, по ее мнению, это был один из помощников мистера Сароцини, но ни за что на свете она не упомянула бы о той ночи в клинике, когда произошло зачатие Верити.

– Привет, Джон, – сказала она. – Как игра?

– Хорошо. Я хорошо играл.

– Выиграл?

– Проиграл на восемнадцатом ударе. Мне последний удар остался, но Арчи что-то невообразимое совершил – и выиграл. Я быстро приму душ. Мы идем?

– Да, конечно. – Она сурово посмотрела на него.

– Конечно, нет проблем. Сейчас соберусь. Где Верити?

– Наверху. Играет на компьютере в «Вымирающие виды», твою новую игру.

– Ей нравится?

– Да вроде бы… – Сьюзен часто было трудно понять, что Верити в действительности думает о том или ином предмете.

– Лучше бы гуляла – погода просто замечательная.

– Да и я бы лучше гуляла. – Сьюзен улыбнулась. – Надеюсь, я не подаю ей плохой пример.

Сьюзен поднялась по лестнице и пошла по коридору, направляясь к комнате Верити. Дверь была закрыта – как обычно. Она открыла дверь и вошла. Верити, в шортах и футболке, сидела перед экраном компьютера и что-то внимательно изучала, надув губки в помощь мыслительному процессу. У нее были длинные рыжие волосы. Она нажала несколько клавиш, затем передвинула мышку по коврику. Раздался трубный крик слона.

– Как ты тут, малышка?