Тогда он повернул дверную ручку. Медленно приоткрыл дверь. У него зашлось сердце. Он заглянул в домик на дереве. Там. Никого не было. Только на стене висела старая фотография Эмброуза. Вид разнообразили еще царапины от ногтей. Это Дэвид рвался наружу? Или что-то непонятное рвалось внутрь? Человеки-почтари с шептуньей как сквозь землю провалились. Дэвида Олсона и след простыл. Славного человека и след простыл. И что же это за домик на дереве? Портал? Вход на другой уровень? Мышеловка?

Кристофер переступил через порог.

И обернулся посмотреть на горизонт. Последний луч солнца гладил макушку земли. Облака плыли скопищем лиц. Кристофер ощущал весь город. Тысячи лягушек пытались выбраться из кипящего котла.

Кристофер шагнул в дом. Он не догадывался, что произойдет, если затворить дверь и войти туда, где кошмары столь устрашающи, что после пробуждения их и не вспомнишь.

Мир притих. Кристоферу казалось, будто он шагнул навстречу своей смерти. Но выбора не было.

В тот миг, когда опустилась ночь, Кристофер затворил дверь.

биИп.

Мать Кристофера была так поглощена дневником Дэвида Олсона, что не сразу услышала этот сигнал.

биИп.

Она перечла последнюю запись. Но явно что-то упустила. Там должен был содержаться какой-то намек в помощь Кристоферу. Дэвид в свое время направился в свой домик на дереве. Дэвид вошел в лес. И больше его не видели. Что произошло с Дэвидом Олсоном в лесу? Как случилось, что в ту ночь он умер?

биИп. биИп.

– Что это за звук? – спросил Эмброуз.

Мать Кристофера посмотрела на Эмброуза. Даже под этой повязкой она угадывала печать страха на его лице. Невыносимая тяжесть давила ей на грудь. В палате слова отдавались гулко, как в ванной комнате. Мир погрузился под воду.

биИп. биИп. биИп.

Третий сигнал узнавался безошибочно. Что-то изменилось. Она повернулась к монитору, ища глазами ответ. Вот тогда-то и пришла разгадка. Температура Кристофера. До этого она каждый раз видела одни цифры – 37,0°. Но сейчас – нет.

38,8°

Мать Кристофера выпрямилась в кресле. Пощупала руку сына. Горячую, как раскаленная сковородка.

– Я тебя вытащу. Даю слово. Но ты должен бороться ради меня. Борись! – сказала она.

39,4°

Знания, почерпнутые Кейт Риз на сайте о здоровье, и панический опыт раннего материнства не давали ей забыть, что подъем температуры выше сорока градусов опасен. А при температуре сорок один и шесть десятых градуса мозг начинается плавиться.

биИп. биИп. биИп. биИп.

40,0°

Распахнулась дверь. В палату ворвались доктор и медсестра.

– Миссис Риз, покиньте палату. Немедленно.

– Нет, – сказала мать Кристофера. – Я должна остаться.

– Охрана! – крикнул врач.

Охранники вбежали в палату мгновенно – можно было подумать, они ждали команды под дверью. Эмброуз уверенно положил руку на плечо матери Кристофера.

– Такие меры ни к чему, доктор, – произнес Эмброуз. – Мы как раз собирались уходить.

– Еще чего! – вскричала мать Кристофера.

Эмброуз сжал ей плечо и прошептал на ухо:

– В смирительной рубашке вы вряд ли сможете ему помочь.

Мать Кристофера смерила взглядом охранников. Два пузатых толстяка. От гриппа оба неистово чесали себе щеки, обливаясь потом. Один держал в руке перечный баллончик. Другой – дубинку с фонарем.

– Доктор велит выйти… – тот, что повыше, проглотил крепкое словцо и через силу заменил его вежливым, – …мэм.

Все в ней восставало против этой четверки, но начни она сопротивляться, ее тут же упекут.

Ты нам только дай повод… сучка мэм.

– Разумеется, – с притворной любезностью сказала она. – Вы уж меня простите.

Неспешно покидая палату вместе с Эмброузом, сидящим в инвалидном кресле, мать Кристофера напоследок бросила взгляд на монитор.

40,5°

биИп. биИп. биИп. биИп. биИп.

41,0°

Когда опустилась ночь, что-то изменилось. Вслух ничего не говорилось, но все это чувствовали. Температура упала. Поднялся легкий ветер и оставил шепоток на тысячах затылков.

– Час настал, Эдди. Слушай бабушку.

Сидя у себя в спальне с отцовским револьвером в руке, Тормоз Эд смотрел в окно на задний двор, где росло дерево. Одна ветка провисала кривой улыбкой. Заряжай, Эдди. Пора в лес. В гости к бабушке идем, Эдди. Тормоз Эд стал заряжать револьвер. Каждый патрон со звяканьем укладывался в барабан – клик клик клик. Тормоз Эд забросил револьвер вместе со всем необходимым в свой рюкзак. Застегнул куртку и открыл окно. Спрыгивая с подоконника, он ухватился за насмешливую ветку-змею, которая благополучно перенесла его на землю. Ступай в лес, Эдди. Брэйди попытается захватить домик на дереве, Эдди. Не допусти захвата домика на дереве, Эдди. Брэйди. Эдди.

«Слушай бабушку».

– Понял меня, Брэйди? Час настал. Слушай бабушку, – сказала миссис Кайзер.

Брэйди Коллинз хотел помочь бабушке встать, но ее скрюченные артритом суставы только щелкнули, и она повалилась обратно на больничную койку.

– Стара я уже по лесам разгуливать, Брэйди, но ты помни, что тебе наказывала бабушка, хорошо?

– Хорошо, бабуля, – отозвался он.

Брэйди подошел к стенному шкафу. Надел зимнюю куртку и шарф. Схватил рюкзак, который набил припасами в ожидании скорой, вызванной к его матери для госпитализации. Нашел отцовский охотничий нож и пистолет времен Второй мировой. Потом застегнул молнию рюкзака и опять подошел к больничной койке.

– Надеюсь, ты найдешь свою девичью фамилию, бабушка.

– Найду, если мы выиграем войну.

Брэйди Коллинз кивнул, чмокнул бабушку в щетинистую щеку и ушел. В больнице была такая толчея, что никто не обратил внимания на восьмилетнего мальчика с рюкзаком. Беспрепятственно покинув здание, он начал долгий путь к Лесу Миссии. Хотел попрощаться с отцом, но тот дежурил у матери в отделении реанимации и интенсивной терапии. Брэйди надеялся, что его мать, когда очнется, забудет думать о Кэти Кайзер. Она это заслужила. В конце-то концов, она пожертвовала собой, чтобы удержать отца Брэйди от ночной вырубки леса. Брэйди мог только пожалеть, что другие способы не сработали. Но теперь час настал, Брэйди. Дженни. Брэйди.

– Дженни? – шепнул голос. – Час настал, Дженни.

Вероятно, это была ее мать. Голос нежный, сладкий. Теплый, как одеяло. Дженни Херцог сунула руку под подушку и вытащила нож. Посмотрела на отражение своих глаз в металле и заулыбалась, представляя, как лезвие войдет под кожу ее сводного брата. Потом она подкралась к его двери и без стука распахнула дверь. Сидя за компьютером, брат расстегивал штаны.