– Как после первого мая? – догадываюсь я.

– Вот именно! Полиция ищет Вацлава и Владимира, а их нет! Есть Борис и Станислав!

– Это чтобы сбить их с толку, да? – соображаю я.

Но Володя не отвечает мне… И вообще я вдруг замечаю, что никто не помнит о моем присутствии, как если бы меня совсем не было в комнате. Леля подошла к Володе, села на ручку его кресла. Володя поднял к ней голову и приложил ее руку к своей щеке.

Я понимаю: я мешаю Володе и Леле.

Но тут я не обижаюсь. Тихонько, на цыпочках, я выскальзываю вон из комнаты.

А они, наверно, даже не заметили этого!

* * *

Между тем в квартире бабушки и дедушки – тоже предпраздничное волнение и суета. Бабушка и Бася-Дубина с ног сбились в ожидании гостей: к вечерней пасхальной трапезе должны съехаться и сойтись все семь сыновей! Кроме уже приехавших Тимы и Абраши, ждут еще дядю Ганю, врачаокулиста из Петербурга, и дядю Лазаря, студента-медика из Харькова. Да еще здешние сыновья – папа, Николай, Мирон. Итого – семеро!

Бабушка священнодействует на кухне – они с Басей трудятся над громадной пасхальной индейкой, готовят пасхальные сладости: тонко наструганную редьку в меду, медовые «тестички», маковники. И, как всегда, бабушка без умолку тараторит:

– Такие дети, как у меня, Басенька, так это искать и искать – и все равно не найдешь! Так уж лучше и не ищи! Конечно, вырастить семерых сыновей – это не легкое дело… И не спорь, пожалуйста, Бася, это же каждый ребенок понимает. Наш домовладелец – богатый уж-ж-жасно! – так он всегда говорил нам, мне и старику: «Ну куда вам столько детей? Вы же бедные люди, куда вы денетесь с таким оркестром? На свадьбах будете с ними играть, что ли? Чтоб они потом обходили всех гостей с тарелкой и собирали пятаки? Или, может, они будут ходить в праздник по домам, ряженые, представлять представления?»

Бабушка тихонько смеется этим своим воспоминаниям. Ее руки ловко и умело колдуют над пасхальной рыбой.

– А вот и не оркестр! И не пятаки! И не ряженые! Конечно, намучились мы немало – в особенности каждый раз, как кого-нибудь из них сажали, не дай Бог, в тюрьму. Не нравится мне эта мода, Бася, чтоб детей в тюрьму сажать! Вот не нравится – и не нравится! Но что поделаешь? Как у других, так и у нас!.. Бася, пустая голова, что ты делаешь с индюком? Что ты делаешь с индюком, я тебя спрашиваю? Это же не индюк – картина! С ним надо вежливо, а не хап-лап!

Я сижу на низенькой табуреточке, наслаждаюсь бабушкиными сладостями и слушаю ее рассказы.

– А все-таки, – продолжает бабушка, – я вам скажу, дорогие мои: детей надо иметь много! Тогда они вырастут хорошие. Когда они знают, что куртку Якова должны еще носить после него Николай, а потом Мирон, а пальто и гамаши Гани должны еще служить Лазарю и мальчишкам, Тимке и Абрашке, – так они растут скромные, без фанаберии, без баловства. Мои дети – не гордые: они учились, и работали, и уроки давали, чтоб нам со стариком было легче тащить воз. И чуть только который-нибудь из них становится на ноги и начинает зарабатывать – сейчас он помогает младшим! А теперь, когда четверо из них уже вышли в люди, так, дай Бог им здоровья, они и нам, старикам, посылают на жизнь! Вот какие это дети!

Бабушкины рассказы неистощимы. Вперемежку с испуганными вскриками, когда какое-нибудь из блюд не удается, краткой командой, отдаваемой Басе по поводу корицы или изюма, шафрана или ванили, течет, как ручей, радостная песня матери, до краев наполненной своим материнским счастьем.

– У нашего домовладельца – один сын! Один! – говорит бабушка с презрением. – Так что вы думаете? Другая барышня так не гримасничает, как этот молодой человек! Холодной водой он не моется! От свежей земляники у него делается крапивница, – слыхали вы такое? А богачка, счастливая мамаша этого балбеса, спрашивает меня: «У вас есть брильянты чи не?» – «А как же! – отвечаю я ей. – Вот на Пасху вы увидите все мои брильянты – семь штук, один в один!»

Бабушка смеется, довольная своей остротой.

Накануне Пасхи внезапно получается открытка от Лазаря из Харькова: он не приедет. Он здоров, – пусть мамаша не беспокоится, – но приехать он не может: надо заниматься.

Бабушка мужественно подавляет вздох.

– Ну-ну… Не надо грешить. Что ж? Будет на этот раз не семь брильянтов, а только шесть… Тоже не плохо! Конечно, досадно, но что поделаешь?

Бабушка украдкой смахивает слезу и рассказывает Басе, какой замечательный этот Лазарь, который не может приехать:

– Я тебе говорю, Бася, – Лазарь самый красивый из всех! И какой золотой мальчик! Праздник, другие гуляют, а он – нет, он учится!

Но Тима и Абраша почему-то понимающе перемигиваются.

– Он будет заниматься! – недоверчиво говорит Тима. – Не смешите меня, пожалуйста. Какой работяга…

– Тут что-нибудь да не так… – качает головой Абраша. – Такой затейник, такой выдумщик, как Лазарь, – он непременно выкинет какой-нибудь сюрприз!

Вообще Тима и Абраша всегда единомышленны и дружны. Только иногда они почему-то отчаянно ссорятся. Тогда, в гневе, они говорят друг о друге не иначе как в третьем лице и обращаются со своими обвинениями к кому-нибудь постороннему.

– Видите этого человека? – кричит Абраша, тыча разгневанно пальцем в сторону Тимы. – Я умру, но ему руки не подам! Никогда в жизни!

– Будь я проклят, если я когда-нибудь заговорю с этим человеком! – вторит ему Тима.

А через полчаса эти «человеки» обычно уже не помнят, как страшно они поругались.

В самый пасхальный вечер – в сумерки, еще «до первой звезды» (началом праздника считается появление на небе первой звезды) – мы все уже собрались у бабушки и дедушки и ждем, когда нас позовут к столу. И тут в передней раздается сильный, продолжительный звонок.

– Лазарь! Это Лазарь приехал! – кричит Абраша.

– Я же говорил, что Лазарь готовит сюрприз! – радуется Тима.

В самом деле это приехал Лазарь!

Все бросаются к нему, все рады, а бабушка, обняв его за шею и осыпая поцелуями, не может удержаться от материнской критики:

– Ох, Лазарь, Лазарь! Ну почему ты всегда делаешь все не так, как люди?

– А почему я должен все делать так, как люди? Пусть люди делают все так, как я! В общем, пожалуйста, прекратите торжественные речи: у меня хватило денег только на билет от Харькова сюда. Срочно ищу капиталиста, который заплатит двугривенный моему извозчику!

И вот мы все уже разместились за столом. Во главе стола бабушка и дедушка. Между ними – я, как единственная внучка (Сенечка пока не в счет). Папа с мамой, Николай, Мирон, Ганя, Лазарь. На крайнем конце стола – младшие, Тима и Абраша. С ними же сидит Пиня. Поездка на праздник в Кейданы к родителям стоила бы слишком дорого, – этого Пиня не может себе позволить. Поэтому, хотя сегодня и не его день (он обедает у бабушки и дедушки по воскресеньям), бабушка позвала Пиню на пасхальный ужин. Тима и Абраша слегка – в меру своих скромных возможностей – «прифрантили» Пиню: Абраша отдал ему свой галстук «в крапочку», а Тима дал ему (не насовсем, только на сегодняшний вечер!) свою рабочую куртку с заплатками на локтях. Пиня выглядит именинником и наслаждается ощущением, что он в праздничный вечер «в семье».