Можно, конечно, отнести маниакальную вражду Аввакума к учению и учености на счет его собственной личной причины. Первоначально Аввакум должен был участвовать в «книжной справе» вместе с Никоном и его людьми. Но очень быстро был отстранен от этой работы по прозаической причине: он не знал греческого языка.

Очень возможно, что «зелен виноград» — одна из причин ярости Аввакума и упорной ненависти к тому, чего он не желает понимать. Но и в этом случае остается важнейшее различие между «столичными» и «провинциальными» священниками, да и мирянами, в их восприятии ФОРМЫ И СОДЕРЖАНИЯ службы и священных текстов. Я не могу отделаться от мысли, что не протопоп Аввакум становится врагом греческого потому, что не знает греческого. А скорее он не знает греческого из высоких принципиальных соображений; потому, что он его враг.

Интересно, что еще совсем недавно и в Москве думали точно так же, как в провинции. Вынужден был уехать в Западную Русь московский первопечатник Иван Федоров. Еще в 1627 году, когда малоросс Кирилл Ставровицкий привез в Москву свое «Учительное Евангелие» (сборник проповедей), московские книжники отнеслись к его книге резко отрицательно — и в огромной степени из-за правописания. Так, Кирилл Ставровицкий писал слово «Христови» вместо принятого в Московии «Христова» — по тем же правилам орфографии, которые приняты в современном украинском языке. «Скажи, противниче, — спрашивают его, — от кого та речь: суть словеса „Христови“!? Ежели Христова, для чего литеру переменил и вместо аза иже напечатал»? .

Московские книжники считают «не правильную» форму имени Христова убедительным свидетельством не православия Кирилла, впадения его в ересь. А «не правильный» текст, по их мнению, исходит уже не от Христа, а от дьявола. Об этом свидетельствует уже обращение: «противниче», то есть враг. Книга Кирилла Ставровицкого была торжественно предана огню, поскольку ее слог (именно слог!) был признан еретическим.

По-видимому, в самой Москве произошло «что-то» очень важное за двадцать лет: между 1627 и 1649 годами. Появилась группа влиятельных столичных священников и мирян, которые уже не считают «противниками» и «еретиками» тех, кто пишет одну букву «не правильно» и, следовательно, «неправедно».

«Нам… всем православным христианам, подобает умирати за един аз, его же окаянный враг выбросил из Символа» — писал диакон Федор. Речь шла о том, что патриарх Никон вместо того, чтобы писать в Символе веры «Рожденна, а не сотворенна», стал писать «Рожденна, не сотворенна», приблизив текст к современному русскому языку.

Это не пустые слова — дьякон Федор действительно отдал жизнь за свое исповедание веры, принял мученическую смерть на костре вместе с протопопом Аввакумом, Епифанием и Лазарем — духовными вождями раскола.

Самое пикантное в реформах Никона то, что в принципиальных вероисповедных вопросах правы были не никонианцы, а как раз старообрядцы. Никон заявил ведь не о сближении московской церкви с остальными православными. На самом-то деле он стремился вовсе не к возвращению к древнему благочестию, а к тому, чтобы учесть изменения, происходившие в православии за двести лет изоляции.

Но заявлено-то было именно «возвращение»! Наверное, другого выхода и не было у Никона (и у царя Алексея Михайловича). Откровенное провозглашение такой цели могло бы вызвать набат, восстание, бунт, уход в раскол не трети населения, а 90%. Но, произнеся лозунг «выправления» и «возвращения» назад, реформаторы страшно подставились.

Потому что в IX—XI веках, когда шло становление русского православия, в Византии крестились не тремя перстами, а двумя. Позже нравы православных во всем мире изменились, а на Московской Руси, изолировавшей себя от мира, сохранили верность старине.

Тем самым самая главная идея реформы оказывалась поставленной под сомнение.

В 1649 году на Восток был послан иеромонах Арсений Суханов и привез оттуда около 700 экземпляров богослужебных рукописей для «книжной справы». Но это были не древние, а новые греческие книги. И именно с тем, что появилось в последние века, Никон сверял русские богослужебные книги. И он, и царь по сути дела просто обманывали подданных. Эдакий вариант: «Если цены поднимутся, положу голову на рельсы», в исполнении людей XVII века.

Рельсов-то еще не было.

Дьякон Федор Иванов, будущий «соузник» протопопа Аввакума, прекрасно понимал, что «справа» ведется вовсе не по «старинным и греческим и славянским книгам», как торжественно утверждалось в первом правильном «Служебнике», а по новым греческим, имевшим много расхождений с древними церковными обрядами православия, и писал в челобитной царю: «А нынешние книги, что посылал покупать патриарх Никон в Грецию, с которых ныне переводят, слывут греческие, а там печатают те книги под славтью богоотступного папы римского в трех градех: в Риме, в Париже и в Венеции, греческим языком, но не по древнему благочестию. Того ради зде переведенные со старыми несогласны, государь, и велия смута».

Для Никона, конечно же, важным было никакое такое не «благочестие», а унифицировать с греческими церковные чины и обряды, дать царю основания объединять под своим скипетром все православные народы.

Не случайно же, примирившись с Нероновым, Никон сказал ему о книгах старой и новой печати: «обои-де добры, все равно, по каким хочешь, по тем и служишь». И разрешил пользоваться старым «Служебником» не где-нибудь, а в Успенском соборе.

Казалось бы, восточные патриархи должны на руках носить Никона… Но в том-то и дело, что позиция их была скорее весьма осторожной, а некоторые из них прямо считали, что Никон глубоко не прав. Они поддерживали переход на единогласие, считали важным давать образование священникам, но вот необходимость троеперстного крещения вызывала у них, скажем так, некоторые сомнения.

В 1654 году патриарх обратился к константинопольскому патриарху Паисию с письмом, в котором было 28 вопросов и просьба дать на них соборный ответ.

В мае 1655 года пришел ответ, очень обширное послание, подписанное кроме Паисия еще 24 митрополитами, одним архиепископом и четырьмя епископами. Этот ответ невозможно понять иначе, чем попытку сдержать неумеренное и неразумное рвение Никона.

Мнение восточных иерархов было таково: разнообразия в церковных порядках и в богослужебных делах вполне терпимы и исторически неизбежны.

Никон, что характерно, плевать хотел на попытки остановить его реформу. Соборы 1654 и 1655 годов одобрили нововведения… а куда бы они делись? Но раскольников пока еще нет; пока есть только ослушники, но не еретики и не негодяи.

Пройдет чуть больше десяти лет, и произойдет обычнейшее в истории «пожирание» реформатора. Надо сказать, что крайне редко начавший любую революцию доживает до ее конца! Хорошо еще, если он будет всего-навсего свергнут и потеряет все, как Никон. Этому еще повезло! А как правило, теряли головы… Чтобы затевать подобные революции, надо быть не только глупцом, надо полностью потерять инстинкт самосохранения.