Ольга присмотрела поваленное деревце, сгребла со ствола снег и уложила дорожную сумку. Пристроила рядом тёплый домик-клетку. Затем подышала на ладошки, согревая. Раздался еле слышный хлопок, и в трехстах саженях от неё появился человек. Весталка помахала ему рукой. Разбойник огляделся, поднял мешок и побрел к ней, проваливаясь в болото почти по пояс. Третий вывалился из пустоты совсем рядом, но неудачно – в широкий круг замёршей воды. Лёд, разумеется, проломился, разбойник сразу ухнул по грудь в ледяную жижу, и его стало затягивать вместе с мешком, за который он упрямо цеплялся.

Ольга побежала к нему. Человек быстро погружался, серебро тянуло вниз, барахтаясь, он чуть продвинулся к островку, но ясно было, что самому ему не выбраться. Ольга, насколько возможно, наклонила встречь длинную кривую берёзу, разбойник дотянулся до ветвей кончиками пальцев, но его затягивало всё глубже. Он, однако, цепко держался за мешок, из-за чего вторая рука оставалась невидимой. Вскоре над поверхностью торчала уже только голова и пальцы, разбойник отфыркивался от грязной воды, что качалась у самых губ, но ему удалось придвинуться к спасительному дереву.

– Брось мешок. Брось серебро, дурень, – крикнула Ольга, но у мужика ещё хватило сил отрицательно мотнуть головой. Он рывком подтянулся, перекинул кисть с ветки на ствол и стал медленно, по вершку, выбираться на сухое место. Через какое-то время, чавкнув, из болота показался спасённый мешок.

Понимая, что её помощь здесь больше не требуется, Ольга осмотрелась.

Вокруг копошились два десятка людей. Двое были уже на островке, остальные шли к нему по замёрзшим кочкам. Послышался хлопок – и почти рядом с Ольгой появился Никита. Затем, чуть в стороне, Тарас, и потом Варвара. Ни один из школяров не угодил в болото, из разбойников такая удача улыбнулась немногим. Вымокли все, но разница существовала – провалиться в жижу по грудь или просто промочить ноги.

Вскоре весь «десант» собрался на островке.

Несколько человек упустили свою добычу и теперь матерились, проклиная судьбу и дурацкий план отхода. Никто не утонул, но в числе упущенного груза оказалась одна из летающих лодок, носовая её часть. Каждая лодка была упакована в два мешка, из которых можно было собрать цельную конструкцию. Из половины деталей ничего не собиралось. Никита распорядился оставить пропитанную специальным составом ткань да ещё несколько деталей, которые могли пригодиться как запасные части, а остальное выбросить. Лодка могла поднять человек десять. И четырех-то было недостаточно, а теперь полеты и вовсе стали уделом избранных.

Впрочем, сейчас банде было не до летающих лодок.

Начал появляться гнус. Это считалось опасным – на оршанских болотах когда-то применили боевых насекомых. Оружие страшное, слепень-чинзана не разбирает, боец перед ним или ребёнок, он атакует всех. После укуса человек терял всякую боеспособность, смертельной дозой считались два укуса, а насекомые эти налетали такой тучей, что без магии просто не было шансов спастись.

Но слепня-чинзана выпускали летом, и было это восемь лет назад. В зимний период они теряли активность, хотя, поддерживаемые магией, продолжали атаковать, защищая свою территорию. Но в мороз это были отдельные особи, от которых можно было защититься одеждой и специальными сетками. Расчёт Хвоща строился на другом – яд этих специально выведенных тварей обладал периодом полураспада, с каждым годом ослабевая вдвое, и сейчас, через восемь лет, уже ничего, кроме зуда, не вызывал. То, что народ по-прежнему избегал этих мест, объяснялось скорее количеством этих тварей, что не давали житья до самых морозов, и многочисленными легендами о бродячих мертвецах, которыми быстро обрастает любое место, подвергшееся магической атаке.

Мертвецов в болотах было предостаточно. Здесь осталась почти вся литовская армия: выбраться, прикрывшись огненной завесой, сумели лишь полторы сотни человек. Но все эти мертвецы спокойно разлагались, удобряя местную гнилую почву. Так, во всяком случае, считал Хвощ. Прошлой весной, уходя от стражников, здесь отсиделись двое из его банды. Жили в заброшенной деревне, защищаясь от насекомых простой рыбацкой одеждой, открытыми оставались только глаза. Морды распухли, но живы остались, а стража повесила бы без всякого суда. Ближе к лету слепни выкурили разбойничков с болот, но к тому времени засады уже сняли.

С той поры прошел ещё сезон, да и время было холодное, так что расчёт Хвоща казался трезвым.

Так оно и вышло.

Насекомые слетелись «на тёплую кровь», но это были почти обычные слепни. Примерно столько их бывает в жаркий июльский день. От их укусов матерились, но никто не умирал, яд чинзана выдохся, осталась только необычайная живучесть тварей.

Когда разбойнички поняли, что погони не будет, а слепни не в состоянии убивать, настроение снова пошло в гору. Впрочем, это не помешало устроить внутренние разборки – бандиты не поделили серебро.

Началось с претензий со стороны тех, кто утопил свои мешки. Среди неудачников оказался и Флейта, так что заявка была вполне серьёзной. Те, что спасли добычу, резонно возражали в духе «я тут чуть не утоп, серебро вытягивал, а ты всё покидал и делиться хочешь?»

Едва не дошло до ножей. По счастью, партии были явно не равны по силе – без серебра осталось одиннадцать человек, и переломить ситуацию в свою пользу они не могли, хотя и очень старались. Апеллировали и к общей казне – туда откладывалась половина всей добычи, на что остальные огрызались: мол, не хрен было матюгальниками щёлкать. Положение спасло решение Хвоща. Тот объявил, что «общак» выделит пострадавшим четверть того, что было, и на этом благотворительность ёк. А если кто ещё чего утопит, то пусть лучше не вякает, потому как булькнет следом.

Как «образец» взяли один из самых маленьких мешков, но кое-что пострадавшим всё же перепало. В пересчёте на серебро получалась изрядно, так что постепенно все успокоились.

Ярик активировал конверт и раскрыл боковой люк. Они шагнули в специальную комнатку-шлюз, прикрытую стационарным колпаком. Стен здесь уже не было, вместо пола подсохшая грязь, и Ярик пошёл направо, уминая ногами влажно чавкающие комки. Сверху потекла болотная вода, и просачивалась она только с той стороны конверта, где были повреждены планки. Синхрон, долженствующий раздвигать любую жидкость, явно сбоил. Ярославу требовалось налегать на конверт всем телом, чтобы хоть как-то раздвигать болото. Конечно, жижа не вода, но хороший конверт должен и ртуть удержать, и сила при этом не прилагалась. Прямого контакта с жижей не было, раздвигалась она за два вершка от самшитовых планок, но вместо правильной полусферы и свободного шага получалось физическое усилие и сморщенный, набрякший струями купол. По сути, конверт не работал, барьер не то что в синхрон не звенел, он вообще не держался, холодным ручьём пропуская воду. Но выбирать не приходилось. Без синхронного конверта из колодца можно было только тупо всплыть.

Для простого подъёма существовала верхняя крышка, открывавшаяся изнутри. Снаружи выход выглядел какой-нибудь кочкой, а то и обычной лужей, но если, как того опасался Тарас, у рыцарей действительно имелись карты подземелья, то подниматься без ухода в сторону было самоубийством. Там их уже ждали. Требовалось отойти хотя бы на полверсты.