— Третья бригада выведена из Матабелеленда. Она расформирована, солдаты распределены по частям регулярной армии, уничтожение моего народа прекратилось. В Матабелеленд для сохранения мира допущены независимые иностранные наблюдатели.

— Это самая приятная новость, Сэм.

— Есть много новостей, очень много, — заверил его Тунгата. — Мне вернули паспорт и гражданство Зимбабве. Мне разрешено вернуться домой с заверением, что моя политическая деятельность не будет контролироваться. Правительство должно рассмотреть предложение о проведении референдума по вопросу о предоставлении автономии метабелам, я, в свою очередь, должен использовать все свое влияние, чтобы убедить вооруженных диссидентов выйти из лесов и сдать оружие в связи с общей амнистией.

— Ты именно к этому и стремился, Сэм. Поздравляю тебя, искренне поздравляю.

— Мне это удалось только с твоей помощью. — Тунгата повернулся к Генри Пикерингу. — Могу я рассказать ему об «Огне Лобенгулы»?

— Немного позже, — попросил Генри Пикеринг и повел их к обеденному залу. — Сначала следует пообедать.

Зал был отделан светлыми дубовыми панелями, которые являлись чудесным фоном для пяти полотен Ремингтона, украшавших три стены. Четвертая стена, стеклянная, выходила на город и Центральный парк. Шторы были раздвинуты.

Заняв место во главе стола, Генри улыбнулся Крейгу.

— Думаю, — сказал он, — мне следует продемонстрировать, что я выполняю свои обещания. — Он показал Крейгу этикетку.

— Bay! Шестьдесят первого года!

— Ну, не каждый день мне удается обедать с самым популярным писателем…

— Да, как чудесно! — воскликнула Сэлли-Энн. — Книга Крейга занимает первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» с момента выхода из печати!

— А как насчет контракта с телевидением? — поинтересовался Тунгата.

— Еще не подписан, — сказал Крейг.

— Но, по моим сведениям, скоро будет подписан, — сказал Генри, наливая вино в бокалы. — Дамы и господа! Позвольте предложить вам тост. За последний опус Крейга Меллоу и его вечное пребывание на вершине славы.

Все выпили, радостно смеясь, только Крейг запротестовал с нетронутым бокалом.

— Перестаньте, тост должен быть таким, чтобы я тоже мог выпить.

— Есть такой! — Генри поднял свой бокал. — За «Огонь Лобенгулы»! Расскажите ему.

— Если эти женщины перестанут трещать хотя бы секунд на десять…

— Так нечестно, — запротестовала Сэлли-Энн, — мы не трещим, а ведем серьезное обсуждение. Тунгата улыбнулся ей и продолжил:

— Как ты знаешь, Генри Пикеринг договорился о хранении алмазов в сейфе и их оценке. Лучшие специалисты Гарри Винстона осмотрели камни и произвели предварительную оценку…

— Скажи! — взмолилась Сэлли-Энн. — Сколько?

— Как вы знаете, в настоящее время на рынке алмазов положение непростое. За камни, стоившие семьдесят тысяч всего два года назад, с трудом можно получить двадцать тысяч…

— Ну, давай, Сэм, не дразни нас!

— Хорошо. Компания Винстона оценила камни в шестьсот миллионов долларов…

Все заговорили одновременно, и лишь через несколько минут Тунгате удалось привлечь внимание к себе.

— Как мы договорились с самого начала, алмазы будут помещены в трастовый фонд, и я хочу попросить Крейга быть одним из попечителей этого фонда.

— Согласен.

— Тем не менее четырнадцать камней уже проданы. Я разрешил эту продажу, прибыль от которой составила пять миллионов долларов. Вся сумма была передана Всемирному банку в качестве погашения кредита и процентов по долгу Крейга. — Тунгата достал из внутреннего кармана конверт. — Вот расписка, Пуфо. Твоя доля «Огня Лобенгулы». У тебя больше нет никаких долгов. «Кинг Линн» и «Воды Замбези» принадлежат тебе.

Крейг потерял дар речи. Он взял конверт и стал тупо вертеть его в руках. Тунгата перестал улыбаться и наклонился к его уху.

— За это я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Проси о чем угодно, — сказал Крейг.

— Ты должен пообещать мне вернуться в Зимбабве. Нам нужны такие люди, как ты, способные помочь нам забыть темные времена, не допустить, чтобы они снова воцарились на нашей земле, которую мы оба так любим.

Крейг наклонился над столом и взял Сэлли-Энн за руку.

— Скажи ему ты.

— Да, Сэм, — сказала она. — Мы возвращаемся домой вместе с тобой.

Сэлли-Энн и Крейг ехали по холмам «Кинг Линн» на стареньком «лендровере». Вечернее солнце превратило в парчу луга, деревья на вершинах холмов казались кружевными на фоне голубого африканского неба.

Все слуги и пастухи «Кинг Линн» ждали их на лужайке под джакарандой. Крейг обнял Шадрача и заметил пустой рукав рубашки.

— Не волнуйся, нкози. Я могу одной рукой работать лучше, чем все эти щенки — двумя.

— Предлагаю сделку, — сказал Крейг так, чтобы слышали все. — Я дам тебе взаймы руку, если ты дашь мне ногу.

Шадрач смеялся, пока слезы не потекли по его морщинистым щекам, и самой молодой жене пришлось вести его домой за руку.

Джозеф ждал их на широкой террасе. Он не пожелал встречать их в общей толпе и стоял в безукоризненно белой канзе и высоком поварском колпаке.

— Я вижу тебя, носикази, — поприветствовал он мрачным голосом поднимавшуюся по лестнице Сэлли-Энн, но не смог скрыть искорки удовольствия в глазах.

— Я тоже вижу тебя, Джозеф. Кстати, я решила, что у нас на свадьбе будут двести гостей, — ответила она ему на синдебеле, и Джозеф от удивления закрыл рот обеими руками. Сэлли-Энн впервые видела его потерявшим самообладание.

— Hay! — сказал он и повернулся к своим помощникам. — Теперь у нас в Кинги Линги есть действительно великая хозяйка, которая понимает вашу обезьянью болтовню. Трепещите все, кто задумал солгать, обмануть или украсть!

Крейг и Сэлли-Энн, взявшись за руки, остановились на террасе, а их люди спели им песню, которой всегда приветствовали вернувшегося домой после долгого и опасного пути путника. Когда песня смолкла, Крейг посмотрел ей прямо в глаза.

— Добро пожаловать домой, любимая.

Он поцеловал ее в губы под возгласы и песни женщин, которые танцевали так неистово, что тряслись головы привязанных к их спинам детей.