Но пока такого нет и в помине.

В коридоре я складываю все подарки в вещмешок.

Когда я снова вхожу в салон, хозяин дома уже опять наполнил коньячные рюмки.

— За ваше здоровье! — поднимает он свою рюмку.

Вот таков он, конец войны. Наши подразделения расформированы, и мы снова становимся сами по себе.

Как же прекрасно быть одиночкой! Ведь это мир!

В одиночку мы должны возвратить то, что потеряли все вместе: уважение к нам самим. Ничего не ждать от других! Ничего от великого общего дела!

Может быть, так мы легче всего выясним, кто с нами, а кто нет.

Совершенно верно: быть одиночками, пока сохраняется мир.

Уже два часа ночи, и вот я еду в машине с британскими номерами по лесу.

Британский офицер в летной форме сидит за рулем.

Тот самый немец, который пообещал доставить меня домой, тихонько напевает песенку, которую я никогда прежде не слышал.

«Дворники» едва справляются с потоками дождя, бегущими по ветровому стеклу.

В нашей машине царит такое настроение, какое бывает при праздновании Нового года в открытом море.

И хорошо, что я не растроган. Хотя, в конце концов, это совсем не мелочь — вернуться домой после стольких лет разлуки!

Вот мы уже спускаемся с горы. Сейчас будет крутой поворот перед большим прудом. Здесь мне знаком каждый дом.

— Теперь направо! — подсказываю я.

Вот он, родной дом. Я выскакиваю из машины. Дергаю калитку, но она заперта на крючок из проволоки.

Чтобы не терять время на возню с крючком, перепрыгиваю через забор. Одна прогнившая планка с громким хрустом ломается. Стучу в окно. В первое же попавшееся окно.

Оказывается, что это то самое окно, которое мне было нужно. Я слышу испуганный голос:

— Что вам надо?!

Я что-то говорю. Кричу срывающимся голосом.

Вижу за стеклом лицо. Лицо старушки.

Моя мать.

Была темная ночь. Но она сразу узнала меня.