и знамен, развевающихся на ветру. Присоединиться к рыцарям значило больше, чем простой политический расчет, это был естественный выбор. Он не только хотел сойти за одного из них; он был одним из них.

Рыцарство, признавая в нем одного из своих членов, любило его и восхищалось им, а по возвращении питало его славу, воспетую к тому времени в литературе, которой он вдохновлялся и которую, возможно, вдохновлял. Его легенда о короле-рыцаре, основанная на реальных событиях и расширенная его пропагандой, приравнивала его к героям, которых литература его времени чересчур восхваляла. Он в этом смысле не имел себе равных и превосходил во всем своих соперников, смущенных королей и принцев, которые были не такими блестящими рыцарями, как он, по крайней мере, после смерти его брата.

Его кампания на Святой земле, несмотря на относительный провал, требовала повышения его престижа в этой области. Выше уже было показано, как хронисты, в частности Амбруаз (прямой и главный свидетель, но также почти безоговорочный панегирик короля-крестоносца), преобразовали этот полупровал в эпопею, постоянно восторгаясь военными подвигами доблестного короля Англии, ставшего жертвой предательства вероломных союзников. Лицом к лицу с Саладином, считавшимся непобедимым, он описан нам как единственный настоящий защитник христианства, герой веры. Все остальные принцы или покидают его, или предают, используя против него нечестные приемы, абсолютно неприемлемые для рыцарской этики: одни сбегают с поля боя из-за трусости или из-за подлой личной заинтересованности, как Филипп Август или герцог Бургундский. Другие, ценой вранья и клеветы, обвиняют его несправедливо в попытках покушения на жизнь маркграфа Монферратского или даже короля Франции. И именно сарацины, более благородные, чем эти предательские христиане, вынуждены были его оправдывать посредством писем Старика с горы, предводителя сарацинов. Более того, сам король Франции, согласно приведенным хронистами свидетельствам, хотел убить Ричарда29[1096]. Те же нечестивцы, например герцог Бургундский, осмелились обвинить героя в трусости и сочинить в его честь «плохие песни», на которые Ричард ответил пером и мечом. Наконец, третьи, по наущению французов, и в частности Филиппа де Бове, этого коварного епископа-рыцаря, которого Ричард всегда встречал у себя на пути, собирали о короле Англии всю клевету, разжигая ненависть к нему, до такой степени, что в итоге он попал в сети герцога Бургундского, а потом в тюрьму вероломного императора. Его неблагородное задержание, его оскорбительное тюремное заключение, толкуемое некоторыми хронистами, представителями духовенства, как Божье наказание, многими, в частности в светской и дворянской среде, принималось за аномалию, за оскорбление морали аристократии.

Его престиж усилился на почве порицания и возмущения недостойным поведением его противников. Ричард вскоре предстал как единственный защитник Святой земли, «рыцарь Бога». Не был ли он к тому же и единственным победителем Саладина, чья предварительная репутация, расписанная еще больше Амбруазом, повышала сразу же престиж Ричарда, как рыцаря, превзошедшего его во всем, и этим вызвал его восхищение? Восхваление Саладина способствовало также прославлению короля Англии.

Исторические документы, а также литературные произведения являются тому доказательством. Об этом свидетельствует, например, картина сражения Ричарда с мусульманами на эмалированных плитках в аббатстве Чертей, где изображен король в рыцарских доспехах, атакующий мусульманского всадника, вероятно, самого Саладина; или, например, эпизод мифического сражения из «Le Pas Saladin» середины XIII века, уже упомянутый выше; или же постоянные ссылки, которые дает Людовик Святой по поводу Ричарда во время его крестового похода.

Образ же служит моделью, и Людовик Святой пытается ему подражать. Мы помним, что Ричард не завершил свого паломничества в Иерусалим, хотя договор, заключенный с Саладином, позволял ему это. Он даже, согласно одному арабскому хронисту, попросил султана, чтобы тот запретил вход в Святой город всем, у кого не было пропуска от короля Англии. Его намерение было простым: он опасался, что паломничество заставит забыть тех, кто его совершал, о настоящей цели святой войны — отвоевании Иерусалима:

«Король Англии вел переписку с мусульманским султаном и попросил его запретить франкам посещение церкви, за исключением тех, кто приходил с сопроводительным письмом или сопровождающим от короля; он очень хотел бы, чтобы султан ответил на его вопрос и дал свое согласие. Он это объяснял тем, что те люди, которые вернулись с сожалением о том, что не посетили церковь, оставались склонными к войне и волнению, в то время как те, кто посетил церковь, нашли в своем сердце облегчение и освобождение от груза»30[1097].

Хотел ли Ричард также сохранить желание в его душе вернуться за море, чтобы продолжить эту войну за Гроб Господень? Однако, если верить Гийому де Нефбургу, он сам не совершил этого паломничества, но отправил за себя Губерта Солсберийского:

«Согласно тому, что говорят, он отправил посмотреть на Гроб Царя всех Царей, от своего имени и от имени короля. Там он пролил потоки слез, приступил к священному пожертвованию и вернулся к государю, освободившись от своего и от его желания»31[1098].

В итоге Ричард де Девиз дает отказу короля более благородное объяснение. По его словам, Губерт первым отправился к Гробу Господню, а после своего возвращения поторопил короля туда отправиться. Но Ричард достойно отказался и сказал высокомерную фразу: он не хотел наслаждаться как оказанной язычниками привилегией тем, что не мог получить как дар Божий32[1099].

Через полвека Людовик Святой оказался в схожей ситуации. Когда он находился в Яффе, его окружение известило его о том, что султан согласился дать ему пропуск, позволяющий совершить паломничество в Святой город. Держали совет, и мнения были таковы, что король не должен принимать это Предложение, так как это было бы своего рода согласие с мусульманским статусом Святого города. Чтобы отговорить короля Франции, ему доложили о поведении Ричарда — не после соглашения с Саладином, а раньше, во время первой экспедиции, целью которой был захват города. Христианам это почти удалось, но герцог Бургундский отдал приказ своим войскам развернуться и отойти. Он сделал это из-за ненависти и ревности, чтобы не могли сказать, будто англичане взяли Иерусалим. Благородное поведение Ричарда было передано Людовику Святому во время этого совета:

«Когда он произнес эти слова, один из его рыцарей подбежал к нему и закричал: „Сир, сир, я вам покажу Иерусалим!” И когда он его увидел, то прикрыл лицо плащом и, плача, сказал Господу