Сидоров представлялся человеком, всячески боровшимся с антисемитизмом и спасавшим исторический факультет от погромов. Такую версию, например, находим в воспоминаниях А. С. Черняева: «Старый партиец, битый и в 20-х, и в 30-х годах, крутой и громогласный, он не предал интернационалистских убеждений большевистской молодости. Многих спас и для исторической науки, и для гуманитарных факультетов университета. Человек с характером, рисковый, “останавливал” своей большой авторитетной фигурой ретивых райкомовцев и горкомовцев, не говоря уже о местных “антисемитах”»[1758]. Конечно же, молодой историк, каким был тогда автор мемуаров, многим был обязан могущественному проректору. Это, должно быть, сыграло роль в его оценке деятельности А. Л. Сидорова.

В 1990-е гг. формируется и устанавливается моральная оценка послевоенных событий как «постыдной страницы» истории советского общества и исторической науки. Такой вердикт звучит в текстах Ю. А. Полякова[1759]. А. Я. Гуревич оценивает кампанию в воспоминаниях 1992 г. как «омерзительные события»[1760]. Правда, между двумя мемуаристами есть и существенная разница: если Поляков скорее делает акцент на вынужденном участии историков в кампаниях, то Гуревич безапелляционно осуждает активных участников как пособников.

Немаловажная деталь. В издании своих мемуаров 2011-го года Ю. А. Поляков, описывая события антикосмополитической кампании, обращается к отчету, опубликованному в журнале «Вопросы истории». В других главах ничего подобного мы не находим. Там мемуарист твердо уверен в своей памяти, и вспомогательные средства ему больше не требуются. Почему нельзя было положиться на воспоминания и здесь, предложить личностную версию событий? Можно, конечно, предположить, что автор стремился максимально документировать свои мемуары. Но на это есть уже озвученный контраргумент: почему он не делает это в других местах? Ответ, думается, в следующем. Тема идеологических погромов периода «позднего сталинизма» щекотлива и актуальна до сих пор именно в силу того, что живы и некоторые ее участники и, тем более, их ученики. Через горнило кампании прошли многие из тех, кто стал гордостью отечественной науки. Ю. А. Поляков, видимо, счел целесообразным представить версию событий, уже изложенную в широко известной журнальной публикации, сдобрив ее оценочными суждениями и некоторыми личными воспоминаниями, и тем самым избежать ненужных скандалов и обвинений в искажении биографий покойных классиков и современников. Хотя академический статус Ю. А. Полякова, казалось бы, позволял ему многое.

Особенно бурно дискуссии об общем прошлом прошли в среде медиевистов, вылившись в «войну мемуаров». В принципе, «мемуарные войны» историков следует рассматривать как часть аналогичного процесса в современной России[1761]. Менее масштабные войны памяти прошли вокруг истории Историко-архивного института[1762].

Переходное время, потребовавшее переосмысления собственного прошлого, свобода слова, борьба разных политических точек зрения — все это и послужило причиной активизации «войн памяти» и борьбы разных версий. По мнению Ю. П. Зарецкого: «Эта полемика мемуаристов вполне может быть осмыслена в рамках понятия “присвоения прошлого” — с человеческой точки зрения понятного стремления убедить читателя, что именно мое видение этого прошлого является истинным, т. е. непредвзятым, “объективным”»[1763].

В 2001 г. были опубликованы мемуары Е. В. Гутновой, написанные еще в советское время. А. Я. Гуревич, если и не претендовавший на статус главного творца общепринятой (или самой распространенной) версии истории корпорации, то, во всяком случае, громко требовавший, чтобы его услышали, выступил резко против ее версии событий. Особенностью положения Гуревича, по сравнению с другими представителями сообщества, стало то, что над ним не довлел миф об учителях. Более того, он прямо заявлял, что давно порвал с наследием своего учителя А. И. Неусыхина[1764]. Это освобождало его от необходимости писать о нем «либо хорошо», либо ничего. Играло свою роль и то, что медиевист оказался на долгое время вне корпорации (сложные отношения с кафедрой истории Средних веков МГУ и сектором Средних веков Института истории АН СССР), а это не способствовало установлению тесных межличностных связей в сложившейся среде. Следовательно, корпоративная этика не довлела над ним при выборе и озвучивании позиции.

Если в общей оценке эпохи и ее событийного ряда можно констатировать единодушие как Гуревича, так и Гутновой, то в определении роли конкретных людей (Н. А. Сидоровой, А. И. Данилова) их позиции резко расходились. «Война мемуаров» быстро превратилась в «войну памяти», вовлекая в этот процесс практически все небольшое сообщество отечественных медиевистов. Можно было наблюдать, как уходящее поколение яростно боролось за свою версию истории науки, стараясь оставить, в отличие от своих предшественников, как можно больше воспоминаний. Публикации и многочисленные интервью — наглядное тому свидетельство и памятник[1765].

Все это показало, что травмирующий эффект, вызванный участием в общем «грехопадении», продолжает существовать, и более того, оказывать определенное влияние на жизнь сообщества историков. Тем не менее, 1990–2000 гг. характеризуются тем, что оценки идеологических кампаний и их влияния на историческую науку, наконец-то, выходят из состояния приглушенной корпоративной памяти и становятся предметом научного, основанного на привлечении архивных документов, осмысления. Практически ушло поколение, помнящее те события и даже принимавшее в них участие. Все это должно добавить объективности в понимании той драматической эпохи.

Список сокращений

АЕ — Археографический ежегодник

АН СССР — Академия наук СССР

АОН — Академия общественных наук при ЦК ВКП (б) — КПСС

АРАН — Архив Российской академии наук

ВАСХНИЛ — Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина

ВИ — Вопросы истории

ВОВ — Великая Отечественная война

ВПШ — Высшая партийная школа

ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры

ГУ — государственный университет

ИИ АН СССР — Институт истории АН СССР

ИИМК — Институт истории материальной культуры АН СССР

ИКП — Институт красной профессуры

ИМЭЛ — Институт Маркса, Энгельса и Ленина

ЛГУ — Ленинградский государственный университет

ЛИФЛИ — Ленинградский институт истории, философии и лингвистики

ЛО ИИМК — Ленинградское отделение Института истории материальной культуры АН СССР

ЛОИИ АН СССР — Ленинградское отделение Института истории АН СССР

МГИАИ — Московский государственный историко-архивный институт

МГУ — Московский государственный университет

МИФЛИ — Московский институт философии, литературы, истории

МУ — Московский университет

НА ИРИ РАН — Научный архив Института российской истории РАН

НИО ГАУ МВД СССР — Научно-исследовательский отдел Главного архивного управления МВД СССР

НИОР РГБ — Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки

ОИ — Отечественная история

ПУ — Петербургский (Петроградский) университет

РАН — Российская академия наук

РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории

РГАНИ — Российский государственный архив новейшей истории

УПА ЦК ВКП (б) — Управление пропагандой и агитацией ЦК ВКП (б)

ЦГАМ — Центральный государственный архив Москвы

Источники и литература

1. Неопубликованные источники

Архив Российской академии наук (АРАН):

Ф. 457 (Отделение истории АН СССР). Оп. 1/47. Ед. хр. 68; Оп. 1/48. Ед. хр. 91, 92, 105; Оп. 1/49. Ед. хр. 123; Оп. 1/50. Ед.