— Да, Бен.

— Мы еще не говорили об этом. Джубал, Майк не просто проломил стену и вышел вон. Он выкинул чудо, которое им непросто будет переварить. Он разметал в окружной тюрьме все двери, все запоры, когда уходил… и то же самое сделал с тюрьмой штата. Она там рядом. А затем разоружил всю полицию. Частично для того, чтобы прибавить им хлопот… частично потому, что Майк просто не выносит, когда человека запирают, какова бы ни была причина. Он грокает, что это величайшая неправильность.

— Все правильно, — согласился Джубал. — Майк кроток. Если кого-то запирают, это причиняет ему боль. Я согласен с ним.

Бен покачал головой.

— Майк не так уж кроток, Джубал. Он не колеблется, убивая людей. Но он совершеннейший анархист: запереть человека — это неправильность. Свобода личности — и полная ответственность личности за поступки. Ты есть Бог.

— И где же вы тут видите противоречие, сэр? Убийство человека может быть необходимым. Но тюремное заключение — это преступление против личности данного человека… и твоей собственной.

Бен взглянул на него.

— Майк прав: вы грокаете в полноте… в его стиле. Я далек от совершенства… Я еще только учусь. — Он обернулся к Доун. — И как они это восприняли?

Она тихонько прыснула.

— В осиное гнездо сунули палку. Мэр кипит. Он запросил подмогу у штата и Федерации… и получил ее. Мы видели приземление крупных сил полиции. Но стоило им выбраться из машин, как Майк лишил их всей амуниции, включая ботинки.

— Я грокаю, — сказал Бен, — он останется в трансе, пока они не пойдут на попятный. Чтобы работать с такой массой деталей, он должен растягивать время до бесконечности.

— Не думаю. — Доун покачала головой. — Я не обошлась бы без транса, доведись мне делать десятую часть того, что делает Майк. Но я грокаю, что Майкл мог бы делать это, даже раскатывая на велосипеде вниз головой.

— Хм… Не знаю, я пока еще делаю песочные куличики. — Он поднялся.

— У меня от ваших чудес иной раз голова кругом идет, золотко. Пойду-ка посмотрю стерео. — Он задержался, чтобы поцеловать ее. — А ты развлекай старого Папу Джубала. Он любит маленьких девочек. — Кэкстон пошел к двери, и пачка сигарет, догнав его, нырнула ему в карман.

Джубал спросил:

— Это вы сделали? Или Бен?

— Бен. Он всегда забывает свои сигареты. Они летают за ним по всему Гнезду.

— Хм… Неплохие песочные куличики удаются нашему Бену.

— Бен преуспевает больше, чем сам признается. Он очень святой человек.

— Хм… Доун, ведь вы та Доун Ардент, которую я встречал в Храме Фостера, да?

— О, так вы помните! — Она расцвела, как девочка, получившая долгожданный леденец.

— Конечно. Но вы изменились. Вы кажетесь еще прекраснее.

— Это потому, что так оно и есть, — просто сказала она. — Вы по ошибке приняли меня за Джил. Она тоже стала красивее, чем была.

— А где это прелестное дитя? Мне бы хотелось увидеть ее.

— Она работает. — Доун помолчала. — Но я сказала ей, и она сейчас придет. — Она снова помолчала. — Я сменю ее. Если вы позволите.

— Конечно-конечно.

Она поднялась и ушла, и тут же рядом с Джубалом оказался доктор Махмуд.

Джубал сурово поглядел на него.

— Вообще-то тебе следовало бы проявить учтивость и дать мне знать, что вы прибыли, а то вместо этого я вдруг обнаруживаю свою крестную дочь, за которой присматривает змея.

— Ну, Джубал, вы всегда страшно торопитесь.

— Сэр, когда человеку столько лет… — Он остановился, потому что две ладошки легли ему на глаза, и знакомый голос потребовал: — Угадайте, кто?

— Вельзевул?

— Нет.

— Леди Макбет?

— Теплее. Последняя попытка.

— Джиллиан, прекрати и сядь рядышком.

— Да, отец.

— И прекрати называть меня отцом вне стен моего дома. Сэр, как я говорил, когда человеку столько лет, сколько мне, он поневоле должен спешить делать некоторые вещи. Каждый восход солнца — драгоценнейший камень… ибо однажды можно не дождаться его заката.

Махмуд улыбнулся.

— Джубал, вы полагаете, что стоит вам перестать чудить, и мир остановится?

— Точно так, сэр… с моей точки зрения. — Мириам подошла и молча села рядом с Харшоу. Он положил руку ей на плечо. — Поскольку я не слишком жаждал узреть твою противную физиономию… и несколько более приятное личико моей бывшей секретарши…

Мириам прошептала ему в ухо:

— Босс, вам так не терпится получить пинок в живот? Я исключительно прекрасна. И это мнение крупнейшего специалиста.

— Помолчи. Новые крестные дочери — совсем иное дело. Из-за того, что ты не удосужилась черкнуть мне открытку, я чуть было не упустил шанс увидеть Фатиму Мишель. В таком случае моя тень стала бы являться тебе по ночам со словами упрека.

— В таком случае, — парировала Мириам, — и одновременно с этим вы могли бы видеть Микки… размазывающую по волосам тертую морковь. Отвратительное зрелище.

— Я говорил фигурально.

— А я — нет. Она чрезвычайно неряшливо ест.

— Почему, — мягко вмешалась Джил, — вы говорили фигурально, босс?

— Привидение — это концепция, к которой я обращаюсь разве что как к фигуре речи.

— Но это больше, чем просто фигура речи.

— Возможно, возможно. Но я предпочитаю встречать девушек, когда они во плоти. Равно как и я сам.

— Но это как раз то, что я вам говорил, Джубал, — сказал доктор Махмуд. — Ваша смерть еще не близка. Майк грокнул вас. Он говорит, что у вас впереди еще много лет.

Джубал покачал головой.

— Еще давным-давно я установил себе пределом три цифры.

— Какие три цифры, босс? — с невинным видом осведомилась Мириам. — Вы имеете в виду мафусаилов век?

Он пожал плечами.

— Не говори непристойностей.

— Стинки считает, что женщина может говорить, что угодно, лишь бы не настаивала на том, чтобы ее словам следовали.

— Твой муж прав. В тот день, когда мой календарь впервые покажет три цифры, я рассоединюсь. Может, в марсианском стиле, а может, своими собственными грубыми методами. Уж в этом-то вы мне не помешаете. Уйти к тем, кто поставил весь этот спектакль — вот лучшая часть игры.

— Я грокаю, вы говорите верно, Джубал, — медленно проговорила Джил, — насчет того, что это лучшая часть игры. Но не считайте, что это должно произойти так уж скоро. На той неделе Элли составляла ваш гороскоп.

— Гороскоп? Бог ты мой! Кто эта Элли? Как это мило с ее стороны! Покажите мне ее! Уж я уговорю ее перейти работать в Бюро Всеобщего Благоденствия.