– Вдруг придется… – девушка не хотела о таком думать. Она закрывала глаза:

– Моей девочке всего четыре месяца. Она улыбается, она узнает меня, Давида. Господи… – Элиза сползла с койки, встав на колени, – Господи, будь милостив…

– Я бы не советовала, – раздался знакомый голос, на пороге палаты, – пол выложен плиткой, а на вас тонкие чулки. Вы тоже можете простудиться… – Эстер, как ни старалась, не могла ее назвать ни по имени, ни госпожой Кардозо. Золотистые волосы девушки потускнели, спутались, бледное лицо покрывали следы слез:

– У вашей дочери упала температура. Мы сделали промывание горла. Она спит… – доктор Горовиц держала в руках стопку белья:

– Палата с умывальной. Примите горячий душ, переоденьтесь, вам принесут младенца… – Эстер, почему-то, избегала называть ребенка Маргаритой:

– Покормите ее, ложитесь спать… – она указала на темное небо, – в коридоре сестринский пост. Сюда проведен звонок… – женщина взялась за цепочку:

– Если дитя начнет кашлять, вызывайте помощь. Вы здесь пробудете… – Эстер задумалась, – дней пять. Я могу… – голубые глаза взглянули на Элизу, – известить ваших родственников… – Элиза, медленно, поднялась с колен:

– Я хотела поехать в Мон-Сен-Мартен, на поезде. Я только что вернулась из Маньчжурии…

– Я читала историю болезни, – вежливо прервала ее Эстер:

– Здесь халат, рубашка, полотенца, пеленки для больной… – она сложила вещи на койку:

– Никаких поездов. Дитя, скорее всего, простудилось во время путешествия. Пусть вас заберет машина. Насколько я помню… – Элиза услышала ядовитые нотки, – у ваших родственников есть лимузин.

Элиза ехала на лимузине в мэрию, на свадьбу. Девушка надела костюм кремового шелка, и хорошенькую шляпку, с короткой вуалью. В руках лежал букет весенних цветов. Вход в мэрию тоже украсили цветами, на ступенях расстелили ковер. Шахтеры получили выходной. Отец держал Элизу за руку:

– Ты очень красивая, доченька… – шепнул барон, – жаль, что Виллем не смог приехать… – через неделю после свадьбы пришла телеграмма из Рима. У баронессы Терезы случился сердечный приступ, за столом. Элиза, робко, сказала мужу: «Может быть, отложить отъезд, милый? Мама плохо себя чувствует…»

– У твоей матери слабость сердечной мышцы. Я ее осматривал, – отрезал профессор Кардозо:

– Сердце не укрепится, если ты здесь останешься, Элиза. Не бывает чудесных выздоровлений, сколько бы вы месс не заказывали. Меня ждут в Конго, в Маньчжурии… – муж протянул ей руку, она застегнула серебряную запонку на манжете белоснежной рубашки… – у меня есть обязательства перед Лигой Нации, перед больными… – Элиза опустила голову: «Хорошо, Давид».

– Есть лимузин… – Элиза комкала в руках халат. Она чуть не добавила: «Кузина Эстер», но вовремя опомнилась.

– Напишите телефон, – коротко велела женщина, – ваш лечащий врач позвонит.

Элиза покорно взяла предложенную ручку:

– А вы не наш лечащий врач… – она нацарапала цифры на салфетке из больничной столовой.

– Нет, – холодно ответила доктор Горовиц, – я передам записку доктору де Граафу. Он зайдет, в конце дежурства. Желаю вашей дочери скорейшего выздоровления, – дверь захлопнулась, Элиза всхлипнула:

– Надо было прощения попросить. А что бы я сказала? Когда мы вернемся в Голландию, мальчики переедут к нам. Трое детей… – она сняла пальто, – Давид мне помогать не будет. Он занят, у него лекции, студенты, больные. Надо самой… – Элиза пошла в умывальную.

– Не собираюсь я им звонить, – Эстер переодевалась, в ординаторской:

– Это не мое дело. Интересно… – она застегивала блузку, – где Давид квартиру снял? Наверняка, подальше от меня… – женщина, внезапно, застыла:

– В истории болезни написано, откуда карету вызвали. Она с аэродрома приехала, с больным ребенком. Господь его знает, когда барон шофера пришлет. Надо убраться, провизии ей купить. Дитя ни в чем не виновато… – барон Виллем и профессор Кардозо, отец Давида были лучшими друзьями:

– Конечно, – кисло сказала женщина, – он рад, что все так получилось. Госпожа Кардозо, судя по ее комплекции, четыре месяца после родов крекерами питалась. Ребенку, зачем страдать? – перед уходом Эстер нашла де Граафа. Отдав коллеге записку с телефоном, она заглянула в палату. Девушка лежала в постели, Маргарита спокойно сопела рядом.

– Давайте мне ключи от вашей квартиры, – холодно сказала Эстер, – вам надо вернуться в дом, где есть продукты, а не одна пачка крекеров… – отчаянно покраснев, Элиза что-то пробормотала. Эстер уловила: «Неубрано…»

– Значит, будет убрано. Отдыхайте, – она опустила связку в карман. Эстер справилась в записях. Квартира находилась у оперного театра:

– На другом конце города… – она сняла замок с велосипеда, – как я и предполагала. Что в ресторан надеть? «Европа» хороший отель. Интересно, зачем он здесь? – Эстер крутила педали. Вечер был хмурым, но, неожиданно, теплым:

– Я его только на фотографиях видела, в Нью-Йорке. Бедная Констанца, неужели Майорана ее, действительно, убил… – будучи замужем, Эстер слышала много ехидных замечаний от Давида. Доктору Кардозо не нравилось ее пристрастие к женским журналам, и любовь к сентиментальной, как он выражался, дамской литературе. Давид читал книги по медицине, и своего любимого Хемингуэя. На стене кабинета доктор Кардозо держал фотографию из Восточной Африки. Он стоял, с ружьем в руках, над трупом большого льва.

Снимок, как и остальные вещи бывшего мужа, Эстер, с удовольствием, запаковала в ящики, отослав груз в Мон-Сен-Мартен. Давид, наотрез, отказался оплачивать расходы. Бывший муж настаивал, что она должна рассчитаться за выброшенные в канал костюмы и рубашки. Выписав чек для транспортной компании, Эстер отправила копию бывшему мужу. Женщина прибавила, на обороте, несколько сочных слов на идиш.

– Не верю… – она открыла дверь особняка Кардозо, – господин Майорана любил кузину Констанцу. Вряд ли он бы так поступил… – дома уютно пахло выпечкой. Близнецы выглянули из гостиной: «Мама! Мама!». Эстер присела, раскинув руки:

– Идите сюда, мои хорошие… – бывший муж всегда выговаривал ей за пренебрежение правилами гигиены:

– Нельзя обнимать детей, – наставительно говорил Давид, – не посетив, предварительно, ванную комнату. Мыть руки надо не менее пяти минут, тщательно. Что ты за врач, Эстер, если забываешь о простых вещах…

– Хороший врач, – она целовала теплые, мягкие щеки, слышала веселый лепет, – не хуже тебя…

Эстер зажгла с детьми ханукальные свечи. Взяв чашку кофе, она поднялась наверх:

– Все лишь обед, родственный, но не след приходить неряхой… -Эстер достала твидовый костюм, сшитый для будущей защиты диссертации, и выбрала блузку кремового шелка:

– Тебя пригласили в ресторан… – она лежала в ванной, с папиросой, намазав лицо скисшим молоком, положив на веки дольки огурца, – но это не значит, что надо объедаться. Тем более, вечером. Рыба, овощи, салат, никаких десертов. И кофе без сахара, – подытожила Эстер. Она взяла с собой деньги.