Дина посмотрела на Антона спокойным, понимающим взглядом, как мясник на бойне смотрит на визжащую свинью. Хотя Антон не визжал, а наоборот, говорил довольно тихо.

– Хорошо, – сказала Дина, обращаясь исключительно ко мне, – если ты хочешь обсуждать это публично, то мне в общем-то все равно. Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Я хочу детей. Я хочу детей от тебя.

Небеса не разверзлись и гром не грянул. Наоборот, наступила тишина. Я осторожно посмотрел на Антона. Потом на Матвея. Антон с спокойно смотрел на Дину и ждал, что она скажет дальше. Во вгляде Матвея на Дину читался некоторый интерес. Сейчас Дина обращалась непосредственно ко мне:

– Мои условия таковы: Матвей, Антон и твоя Маша умирают безболезненной смертью и я лично гарантирую им достаточное количество энергии в параллельном мире, хоть они и не хаты. Ты становишься моим мужем. Приобретаешь мой титул. Через два дня мы будем управлять Россией. Через две недели тем, что останется от всего мира.

Матвей встал.

– А почему бы и нас не принять в хаты?

Он засмеялся добрым веселым смехом. Дина дождалась пока Матвей отсмеется.

– Мы проверили вас. Сделали психометрическую и даже генетическую экспертизы. Вы не подходите. Хатом может стать не любой человек. Должны быть специальные гены.

Мотя не сдавался.

– А что, склонность к хатству наследуется?

– Сложное полигенное наследование. Возможно, с участием митохондриальной ДНК. Поэтому благоприобретенные признаки тоже могут передаваться по наследству. До конца этот вопрос – не изучен.

Мое медицинское образование немедленно включилось. Не может ли в таком случае и энергия Ка быть как-то связана с митохондриями? Но Мотю интересовали чисто практические вопросы, поэтому развить мысль о связи энергии Ка с классическим энергообменом клетки я не успел.

– Так, может, мы еще приобретем эти признаки?

– Матвей!

Антон одернул Мотю довольно резко. Мотя обломался и сел. Дина, не посмотрев в его сторону, хотела продолжить, но Антон перебил ее:

– Вам, правда, лучше поговорить тет-а-тет.

– Отпустила бы ты нас, Дина, – чуть ли не жалобно сказал Мотя.

Дина, не посмотрев на него, пошла в дальний от нас конец амфитеатра.

Мне очень захотелось хоть еще раз в жизни посмотреть матч «Барселона-Реал». Или сходить с Машей в «Реставрацию». Я, как сомнамбула, встал и пошел в сторону Дины, механически найдя в iPOD'е «Океан Ельзи»

Я вважав би, що ти тиха нiч без зiрок,

Але сяють твої яснi очi.

I сказав би тобi ти лиш сон, тiльки сон

Але ж ти не пускаєш мене.

Вiдпусти, я благаю вiдпусти,

Бо не можу далi йти я

Вiдпусти, я благаю вiдпусти,

Я не хочу бiльше йти.[120]

Дойдя до Дины я оглянулся. Фигуры Антона и Моти в факельном свете казались издали такими маленькими. Я почувствовал нестерпимую жалость к ним обоим. Надо было что-то делать. Но делать было нечего.

Мы сели на скамью где-то в верхних ярусах амфитеатра. Я сказал, что хочу прояснять кое-что, если Дина, конечно… Дина не возражала.

Ничего особенно интересного я не узнал. В 16 лет, за год до встречи с Антоном после случайного залета Дина сделала аборт. Калипсоловый наркоз ее вставил. Она попробовала его еще несколько раз сначала с помощью того же гинеколога, а потом с помощью какого-то мутного мужика, тусующегося в районе Аптеки № 1, на Лубянке. Мужик в определенный момент не пожалел денег, хотя времена были очень тугие, и отправил ее в турпоездку в Египет, где прямо на ступенях храма Хатшепсут в Дейр-Эль-Бахри Дину окончательно завербовали. Вскоре они с Антоном переехали в Израиль, где Дина сделала карьеру в Братстве и сразу после ее возвращения в Москву она была избрана Джессер Джессеру.

– Поговорим о настоящем. Ты замужем за моим другом.

– Я не люблю Антона. Я вышла за него замуж, когда еще мало что понимала и плохо чувствовала.

– А разве хаты умеют чувствовать?

– Сильные люди – сильно чувствуют.

– А уплощение эмоций?

– Это относится не к переживаниям, а к сопереживанием.

– То есть хатов может плющить и колбасить если им плохо, но не может плющить и колбасить если плохо другим?

Дина поджала губы. Слово «колбасить» ей не понравилось.

– Я чувствую свое предназначение – в жизни с тобой. В разделении жизни с тобой. В детях, которые продолжат наш род. И это вызывает сильное чувство.

– А почему я этого раньше не замечал?

– Потому что ты, как большинство мужчин, ничего не замечаешь. А я тебя люблю.

Маша, отмечая эту мою особенность, называла меня бесчувственной скотиной. Я задумался. «От любви бывают дети, ты теперь один на свете…» Любовь? Ладно, любовь, но секс? Секс с родной сестрой? Бр… Я, конечно, на многое готов. Еще большее – я могу вообразить… Но с Диной?

В детстве я с друзьями на даче пытался подсматривать за ней и еще двумя ее дачными подругами, когда они полезли в русскую баню. Сцена мытья трех молодых девушек потрясла нас до глубины души. Полутемная баня. Пар. Запотевшие маленькие окна. Белые груди, засасывающие взгляд. Нежные, подрагивающие. И темные вишневые соски. Вот она повернулась спиной. Вот плеснула водой на камни. Черт, облако пара. Я ничего не вижу. Что это? Кто-то идет сюда? Сейчас, бежим! Секунду! Только пар рассосется. Сейчас… Пар не рассосался, друзья утянули меня, а второго случая увидеть Дину такой у меня не было. Да и первый случай мое сознание постаралось запрятать поглубже. Стоп. Я вдруг вспомнил, что на следующий день Дина подарила мне розу. Просто розу, сорванную в цветнике. А почему? Это был первый и последний раз, когда женщина дарила мне цветы… Но в любом случае это было давно. Очень давно.

Ты дарила мне розы

Розы пахли полынью,

Знала все мои песни,

Шевелила губами.

Исчезала мгновенно,

Не сидела в засаде…

А может… Может, я не напрасно всю жизнь собачился с Диной? Может, я просто старался ее не замечать? Да… Родная сестра… Вот ведь Фрейд… Но. В конце-концов, чем я хуже фараонов? Дине показалось, что я начал колебаться. И она решила меня подтолкнуть.

– По-моему, в твоем положении выбор очевиден.

А вот эта фраза была лишней. Совсем лишней. И я сразу пришел в себя. И понял, что, во-первых, все блага обоих миров не стоит одной слезинки из глаз Маши, во-вторых, отказываться от друзей в подобной ситуации – безвкусно, если не сказать безнравственно. К тому же мне не очень нравился запах духов Дины