Кроме политических обвинений были и обвинения в «моральном разложении». В уголовном деле Артузова есть протоколы допросов некоторых «друзей» бывшего начальника внешней разведки, где те припоминали Артуру Христиановичу и «масштабное» строительство дачи на станции Одинцово, и дружбу с известными людьми из мира искусства, и частые визиты в театры, рестораны и кафе[824]. О колебаниях Артузова свидетельствовал также рапорт от А. Захаровой, он также был подшит в уголовное дело. Автор письма — сотрудница аппарата НКВД с 19-летним партийным стажем, рапорт был написан 17 апреля 1937 года: «Я поступила в аппарат НКВД в 1927 году… В дальнейшем я узнала, что Артузов человек чрезвычайно мягкий, неспособный к последовательно твердым шагам в организационном отношении, не имеющий партийного чутья»[825].

В августе 1937 года было составлено обвинительное заключение, утвержденное Л.H. Вельским. 20 августа 1937 года на списке чекистов (где значился и Артузов), представленном для утверждения в Политбюро ЦК ВКП(б), появились подписи Сталина, Ворошилова, Молотова, Кагановича и Косиора. Так они дали «добро» на расстрел.

21 августа 1937 года «тройка» (в составе председателя ВК ВС СССР В.В. Ульриха, заместителя Прокурора СССР Г.К. Рогинского и заместителя наркома внутренних дел СССР Л.Н. Вельского) за несколько минут решила судьбу семи бывших сотрудников НКВД, в том числе и А.Х. Артузова-Фраучи. Вместе с ним были расстреляны: М.С. Горб (заместитель начальника ОО ГУГБ НКВД СССР), Б.М. Гордон (легальный резидент ИНО ГУГБ НКВД в Германии), Ф.Я. Карин (начальник 2-го отдела РУ РККА), В.М. Кононович (помощник начальника ОО УГБ УНКВД по Ленинградской области), Я.Б. Лоев (сотрудник 3 (КРО) отдела ГУГБ НКВД), О.О. Штейнбрюк (находился в резерве назначения НКВД)[826].

В этот же день были расстреляны чекисты, которые долгое время работали в команде Артузова: братья Т.К. и С.К. Богуславские, Я.Я. Войтыга, М.С. Дейков, М.П. Мазепус, К.И. Науиокайтис, М.А. Розенфельд, К.Ф. Роллер и другие.

Гибель Артузова тяжело отразилась на судьбе большинства его родных и близких. Его мать Августа Августовна не выдержала горя и умерла вскоре после ареста сына. 23 марта 1938 года арестовали младшего брата Артузова Рудольфа (проживавшего в поселке Верхнее Отрадное Московской области и работавшего подносчиком артели «Древтара» на местной станции). Он был обвинен в «шпионаже в пользу германских спецслужб и ведении контрреволюционной агитации среди колхозников». 9 августа 1938 года его приговорили к расстрелу и в тот же день привели приговор в исполнение.

Вся семья Рудольфа Фраучи была выслана из Москвы. В 1947 году племянник Артузова — Герман Фраучи решил вернуться в столицу, но был арестован и по ст. 192 УК РСФСР (проживание без паспорта) осужден на 2 года лишения свободы. Срок отбывал в лагере под Новосибирском, в 1949 году получил освобождение, однако до дома не доехал, умер в местной больнице от туберкулеза[827].

Под арестом оказалась и жена Артузова — Инна Михайловна. Все обвинения (шпионаж в пользу французской разведки) она отвергла: «Никогда шпионажем не занималась и понятия не имею, что это значит. Артузов Артур Христианович является моим мужем, живу с ним с 1934 года. Никогда никаких антисоветских проявлений я со стороны Артузова не замечала. Он вел себя как настоящий коммунист». 26 августа 1938 года Инна Артузова была расстреляна.

В тюрьме оказались сестры Артузова — Вера и Евгения. По решению Особого Совещания НКВД СССР их выслали на жительство в отдаленные районы страны. Первую жену Артузова Л.Д. Слугину выселили из квартиры в Милютинском переулке. Ей с дочерьми и сыном пришлось обустроится в помещении бывшей конюшни на окраине Москвы (Коптевские Выселки). В 1938 году сына Артузова Камила направили в специальный детский дом НКВД в Днепропетровске. Его товарищами по несчастью стали дочери известного советского флотоводца Э.С. Панцержанского и поэта Б.П. Корнилова[828]. В 1941 году Камил Фраучи был арестован. Он более восьми лет провел в колымских лагерях и в ссылке.

Более благосклонной судьба оказалась лишь к самому младшему брату Артузова — Виктору. Он работал простым врачом-ординатором Лечебно-санитарного Управления Кремля, затем на научной работе в Институте усовершенствования. С 1941 года Виктор Фраучи в Северной Осетии, работал заведующим кафедрой местного медицинского института, в 1945 году защитил докторскую диссертацию. В дальнейшем — работа в Смоленском медицинском институте и Казанском мединституте, где до 1974 года работал заведующим кафедрой оперативной хирургии и топографической анатомии.

Имя же его старшего брата Артура Христиановича Артузова-Фраучи вновь зазвучало лишь после XX съезда партии, после его посмертной реабилитации.

Открытое письмо

бывшего офицера 2-го отдела Главного командования польской армии начальника информационно-разведывательного бюро по Советской России поручика Добржинского к офицерам и солдатам польской армии о переходе группы членов Польской организации войсковой на сторону Советской власти

18 июля 1920 года г. Москва.

В момент, когда каждый из нас решает, на какую сторону баррикады он должен стать — победить с побеждающей мировой революцией или бесславно погибнуть вместе с разваливающимся старым миром, в момент принятия безвозвратного и окончательного решения, я хочу, и я обязан обратиться к вам в этом слове с суровым солдатским словом.

Я приобрел на это право, будучи еще недавно с вами, обманутый, как и вы, словами: «отечество», «независимость», «свобода и счастье народа», этими лозунгами, действительным значением которых было и есть: «прибыль», «капиталистическая эксплуатация трудящихся масс», «ложь», «нищета и темнота». Я вправе и я обязан немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы известить об этом вас и самые широкие слои нашего народа, позорно обманутого и хладнокровно проданного отечественной буржуазией. Я хочу, и я должен рассказать вам обо всем, что со мной произошло, ибо моя история — ваша история; тысяч из вас рано или поздно ждут такие, как и у меня, переживания, и уже сегодня вы стоите перед необходимостью избрать место в последнем бою классов и их миров.

Наши воспитатели, едва мы начали чувствовать и думать, старательно взращивали в нас беспредметный романтизм, оглушали нас патриотическими возгласами, замыкали сердца в стальные камеры, чтобы они не услыхали биения жизни, остались глухи к борьбе труда с капиталом, борьбе всех созидающих бедняков с горсткой бездушных угнетателей.