Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если она всегда будет такая, жизнь промчится птицей и страшно будет умереть, – думал Арзур. – Она вся из темперамента и песни. И эти ее каштановые волосы, и зовущие глаза – все, все русское».
Он чувствует под своими ладонями ее упругое тело, ощущает ее ровное дыхание, видит ее синие-синие глаза, черные ресницы и брови, мочки ушей с сережками, и ему кажется, что он ее знал давно…
«Я люблю, люблю его, – пело в душе Аинны. – Арзур, Арзур! Я буду звать его Арзуром, а не Арсентием. Я буду благодарна ему, что он разбудил меня и жизнь открылась, которой я не знала. Смешно, ей-богу, что я хотела остаться старой девой, как Терские. Нет, нет! Противно быть старой девой, противоестественно. Что-то поет, поет во мне. Какая-то музыка. Хочется сказать ему что-то серьезное, но я не могу сосредоточиться».
Они молчали, но он понимал ее без слов. Говорили ее сияющие глаза, полураскрытый рот с усмешкой, и вся она в его сильных руках, осязаемая, понятная, стала как бы составной частью его жизни. И вот он кружится, кружится с нею в танце, все более и более поддаваясь опьяняющему чувству близости и единения. Ему теперь нравятся ее непосредственность и внезапность, откровенность без гримас и ужимок, ее беспредельная доверчивость и особенно то, что она вчера просто сообщила ему, что она – чужая в доме Юскова и что старик собственноручно записал это на гербовой бумаге «в здравом уме и твердой памяти». И тогда Арзур назвал ее на «ты»…
В пятом часу утра, когда в гостиной остались Евгения Сергеевна с Аинной и Арзур Палло, возле дома хлопнули два выстрела…
– Боже! – отозвалась на звон стекол Евгения Сергеевна.
– Из винтовок, – определил Арзур и не раздумывая кинулся из дома. За ним – Аинна.
Мартовский приморозок льдом подернул лужицы возле открытых ворот. И тут, в пяти шагах от ворот, три солдата, склонившись, кого-то разглядывали у своих ног.
– Живой будто? – проговорил один из солдат.
– Готов, – ответил другой.
– Тащить придется. Вот сволочь, как стриганул в буржуйский дом!
Солдат увидел человека во френче.
– Стой!
– Что тут случилось? – остановился Арзур Палло.
– Разговаривай! Видно, ждали гостя? И ворота специально открыли.
Двое других солдат тоже подняли винтовки, щелкнув затворами.
Третий митинговал:
– Гляди, товарищи, этот вот гад во френче без погонов определенно из жандармов. Определенно!
– Ошибаетесь!
– Руки вверх, говорю! И ты, голубка, пойдешь! Доставим вас в Совет, а там разузнаем, кого вы поджидали этой ночью. Верно говорю, товарищи?
– Верно! Сволота-есаул в дом бежал.
– Что ж, я пойду с вами, а девушку отпустите. Но должен сказать вам, солдаты, я пока еще гость в вашем городе. – И Арзур Палло сказал на французском, повернувшись к Аинне, что он в Мексике посадил бы солдат в тюрьму за убийство: трое одного догнать не могли. Пусть бы конвоируемый забежал в ворота – но ведь из ограды выхода другого нет? И, кроме того, разве у солдат ноги деревянные?
Митинговавший солдат заметно поостыл и, опустив винтовку, спросил:
– Ты из каких?
– Майор мексиканской революционной армии генерала Сапата.
– Какой такой «мексиканской»? Што ты нам мозги крутишь?
– Идемте в ваш Совет, и вы узнаете, что за мексиканская революционная армия и где она находится. Повторяю вам на русском языке: если бы мои солдаты революционной армии трое не доставили бы по назначению арестованного, я бы приказал посадить их в тюрьму. Или у вас деревянные ноги и вы не могли догнать арестованного?
Минуту собирались с ответом.
– Приказано: при побеге стрелять.
– В том случае стрелять, если точно знаете, что не сумеете догнать. Пусть бы забежал в ограду, ну а дальше куда?
– Нашел бы небось!
– Да он живой еще, – сказал Арзур.
– И пра слово, ребята. Ноги подбирает. А ну, поволокем! Живой, гад! Есаул Могилев. Сволота первый номер. Сколь порубил людей, зверюга, в девятьсот пятом. А тут испугался, что судить будут или в тюрьме придушат гада.
– Само собой, – отозвались солдаты. И арестованного потащили.
Аинна, не вымолвив ни слова за все время, только сейчас опомнилась:
– Разве… разве это необходимо так, а? Обязательно? Они же могли догнать его.
– Могли и не догнать, – возразил Арзур Палло. – Но почему есаул кинулся к вашей ограде?
– Он… он бывал у старика. И двор знает. Он бы тут мог спрятаться или через двор выбежать на Благовещенскую.
– А!..
– Ужасно!..
– Революция оставляет свои следы, – подвел итог Арзур Палло. Кто-кто, а он-то знал, каковы бывают следы революции.
Завязь вторая I
Стычка с русскими солдатами у ворот дома Юсковых подействовала на Арзура Палло неприятно. Для русских он был чужаком, мексиканцем, путающимся в ногах революции.
Как же это могло случиться?
Он помнит сестренку Селестину, брата, зарубленную казаками мать еще в 1907 году под Красноярском; помнит отца – доктора Гриву, сосланного из Севастополя. Отец! Именно отец сослан был за подпольную деятельность и принадлежность к партии РСДРП. Такой ли он теперь, отец? Он будто видит его – вечно лохматого, непримиримого со скверной жизни экспериментатора природы, почему-то боится поехать сейчас в Минусинск и встретиться с ним. «Ты не оправдал моих надежд, Арсентий, – будто слышит он голос отца. – Какое нам дело до Мексики, если в самой России нет порядка?» Но он, Арзур-Арсентий, как и тысячи других русских эмигрантов, начиная от Герцена, не мог вернуться в Россию только для того, чтобы сидеть в тюрьме. В эмиграции сейчас лидер социал-демократов Ленин. Арзур читал его брошюры и не уверен: все ли ему ясно в учении Ленина? И что он, Ленин? Эрудит, судя по брошюре, а по стилю – оратор. Он читал брошюры Мартова, Плеханова и даже речи Милюкова и Прокоповича. Он многое перечитал из русской политической литературы еще в Лондоне прошлой зимой и теперь в Красноярске, но так и не уяснил, какая же партия достойна, чтобы сказать самому себе: это моя партия!
За девять суток жизни в Красноярске (это же так мало!) Арзур Палло встречался с мастеровыми депо, бывал в гарнизоне и сошелся там с прапорщиками Боровиковым и Алексеем Окуловым. Боровиков понравился. Настоящий военный и умный парень. Волевой и твердый офицер. Но и от прапорщиков он ничего путного не узнал: у них своих забот по горло, особенно сейчас, когда созданы Советы солдатских депутатов: спать и пустословить некогда. Но вот Арзур Палло встретился с Яковом Дубровинским, красивым и внушительным человеком с черными пышными усами, как у запорожца. Дубровинский испытан ссылками и арестами. Брат его был известным революционером и умер в Красноярске. Яков Дубровинский, конечно, разбирался в революционном движении России. Он уверен, что Россия в конечном итоге будет социалистической. Такое утверждение никак не укладывалось в сознании Арзура Палло. Ну а какая партия? Дубровинский и тут не сомневался: только социал-демократическая. Но почему только эта партия? Есть еще социал-революционеры. Вздор! Эсеры – все равно что кадеты. А что такое кадеты? Кадеты – конституционно-демократическая партия буржуазии. Ленин их заклеймил беспощадно. Сравнивая кадетов с октябристами, он говорил, что как те, так и другие мечтают об идеальном буржуазном обществе. Лидер кадетов Милюков – профессор истории Московского университета…
– Я его знаю, – сказал Дубровинскому Арзур Палло. – Я же окончил Московский университет.
Да, Милюков – крупный оратор и знаток международных отношений. Он идейный вождь русской буржуазии. Его статьи о захвате Галиции, Турецкой Армении и Черноморских проливов Арзур Палло