забывается, да и не прощается тоже. Ничего удивительного, что Александр не забыл и не простил Кутузова. Хотя и вынужден был с ним считаться.

Кутузов был умен, как филин, хитер, как лиса, и верток, как уж. А лукавства этого хитрована хватило бы на десяток нижегородских купцов. Правда, хитрость и лукавство генералу пригождались лишь при общении с теми, с кем он считал нужным, например с Государем и его окружением. Но было и другое: Михаил Илларионович отличался крайней патриотичностью. Любовью к Отечеству была пропитана вся его служебная деятельность как на поле брани, так и на дипломатической службе. А это при Дворе ценилось очень высоко.

Ко времени назначения генерала Кутузова главнокомандующим русской армией Михаил Илларионович, возглавивший с началом войны столичное ополчение, знал Наполеона не понаслышке – все по тому же Аустерлицу. И, покидая Петербург, на вопрос племянника, неужели он и впрямь надеется разбить «Буонапартия», ответил просто:

– Разбить – вряд ли, не надеюсь. А вот перехитрить – надеюсь. Думаю, перехитрю…

Генерал Кутузов выполнял то, что от него требовали обстоятельства. В отличие от Барклая-де-Толли, который, плывя по течению событий, старался противиться этому самому течению и даже мечтал дать-таки Наполеону генеральное сражение, Кутузов, как показали последующие события, просто плыл, предоставив событиям развиваться самим по себе. И на то у главнокомандующего были свои причины.

Во-первых, по опыту ведения боевых действий, по степени подготовленности и своей численности французская армия на тот момент была существенно сильнее русской. Поэтому выдержать генеральное сражение, которого так добивался Бонапарт, Кутузов вряд ли бы смог. И во-вторых, пространственно-временной фактор – важная особенность России – мог сыграть в этом противостоянии далеко не последнюю роль. Наступая все дальше и дальше, французы загоняли себя в мышеловку, где в качестве сыра была богатая купеческая Москва. Однако, когда мышеловка захлопывается, сыр интересует жертву не больше, чем кусок кирпича: и то и другое смертнику без надобности. Кутузов быстро понял, что генеральное сражение не самоцель: пространство и время все сделают сами, без штыков и пушек. Как понял и то, что безжизненность этого самого пространства сведет французов с ума…

И все же мнение главнокомандующего было не единственным. Имело место еще и мнение Двора. И Армии. И Народа. Это мнение звучало так: Москву без боя не сдавать!

Легко сказать! «Крепкий орешек» Кутузов был вынужден заманивать противника вглубь территории. Старик был прав. Правда, не сомневался в этом, пожалуй, только он сам. Потому что знал истинного виновника катастрофы, коим являлся… Государь император.

К лету 1812 года в разработке императора Александра находилось несколько подробных, согласованных с опытными генералами планов войны с Наполеоном. Но все они были исключительно наступательными, связанными с очередным походом русских войск в Европу. При этом Александр Павлович не имел ни одного(!) оперативного плана, отражавшего оборонительные действия русских войск по защите Отечества. И понять русского монарха можно: ему и в голову не приходило, что полумиллионная армия Бонапарта вторгнется в пределы Российской империи! С чего бы вдруг?..

Бородино было предопределено…

III

Место военных действий – это шахматная доска генерала, именно его выбор обнаруживает способности или невежество военачальника… Истинный герой играет во время сражения шахматную партию независимо от ее исхода.

Наполеон

Самое страшное из всех моих сражений – это то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские оказались достойными быть непобедимыми.

Наполеон

Бородино. – Итоги генерального сражения. – Военный совет в Филях

Русские готовились к генеральному сражению.

Ближе к Можайску в армию влилось крупное подкрепление – 15-тысячный отряд Милорадовича и 10 тысяч московской милиции под командованием графа Маркова. Солдаты требовали «крови Буонапартия»; их поддерживали офицеры. Оттягивать сражение Кутузов больше не мог: вся Россия требовала решающей битвы. И главнокомандующий отдал приказ остановиться и повернуться лицом к неприятелю.

Между тем в армии Кутузова вскрылись серьезные проблемы. Русская армия голодала. Впрочем, французы тоже воевали впроголодь. Но если завоеватели страдали от действий противника, то у Кутузова дело попахивало неприкрытым саботажем: армейские снабженцы словно сорвались с цепи! Казнокрадство приобрело невиданные масштабы; провиант до служивых практически не доходил. Никаких сухпайков; горячая каша – за верх блаженства! Голодали даже в штабах (например, в штабе генерала Милорадовича). Прокормиться можно было только через маркитантские лавки, да и то – лишь тем, у кого водились деньги; но и маркитанты взвинтили цены до заоблачных высот – война же!

Парадокс: за несколько дней до генерального сражения Кутузов шлет московскому генерал-губернатору Ростопчину письмо, в котором умоляет того прислать для солдат своей армии чего-нибудь поесть. В противном случае, дожимает губернатора Кутузов, защищать матушку-Москву из-за «недостатков» станет некому.

Если бы не лошади, было б еще хуже. Конина спасала солдат от настоящего голода. Ничего удивительного, что численный состав четвероногих в частях и соединениях армии накануне битвы сократился в разы…

С приходом Кутузова существенно ничего не изменилось: армия продолжала отступать. Тяжелее всех приходилось арьергардным частям генерала Коновницына; арьергард, прикрывая отход русской армии, пока что воевал один за всех. Однако наступил момент, когда передовые батальоны наполеоновской армии настолько приблизились к русским, что Коновницын со своими солдатами оказался в состоянии непрекращающегося боя. Нужно было что-то предпринимать: либо, остановившись, дать сражение, либо ускорить отступление. Однако пятиться дальше уже не было никакой возможности. Отступление всем надоело; свое недовольство выражал Кутузову и царь Александр. Нужно было решаться на генеральное сражение.

24 августа (5 сентября) генерал Коновницын останавливается около Колоцкого монастыря. За ним почти вплотную движется французский авангард. И русские принимают неравный бой. В течение нескольких часов солдаты Коновницына, не щадя жизней, мужественно обороняются: каждый знает, что позади, всего в нескольких километрах, основные силы армии готовят оборонительные сооружения. Ибо неподалеку, в районе села Бородино, главнокомандующий Кутузов решил дать Наполеону генеральное сражение.

В то же время уже создается знаменитый Шевардинский редут – укрепленный пункт для позиции, которая должна стать полем боя генерального сражения. Именно этот редут, обороняемый генерал-лейтенантом Горчаковым[175], принял на себя удар трех французских дивизий, которые, раздавив арьергард Коновницына, попытались с ходу овладеть укреплениями. Однако здесь их ждало разочарование: пехотинцы генерала Неверовского с криком «ура!» бросились в рукопашную. Раненые оставались в строю; не стреляли только мертвые. Каждый понимал: бой под Шевардином – последний. Поэтому многие умирали с улыбкой на устах. Почти все смельчаки отдали здесь свои жизни…

Противник дважды врывался в редут и каждый раз