Загрязнение Европы радионуклидами широко распространилось за границами эвакуированных земель и оказалось долговечным: много лет после аварии в мясе, молоке и прочих продуктах, выращенных на фермах от Минска до Абердина и от Франции до Финляндии, обнаруживали стронций и цезий – продукцию приходилось конфисковывать и уничтожать. В Британии запрет на продажу овец, выращенных в Северном Уэльсе, действовал до 2012 года[1520]. Исследования выявили, что спустя три десятилетия после аварии мясо половины диких кабанов, добытых охотниками в лесах Чешской Республики, было все еще слишком радиоактивным для употребления в пищу[1521].

В то же время из зоны отчуждения пришла замечательная история – сказочный рассказ о возрождении и обновлении природы. Вместо десятилетий неизбежных болезней и смерти в атомном запустении растения и животные, оставшиеся в эвакуированной зоне после аварии, демонстрировали поразительное восстановление. Пример подали три коровы и бык, бродившие вокруг реактора после взрыва[1522]. Когда их пригнали на экспериментальную ферму возле Припяти, все четверо, названные исследователями Альфа, Бета, Гамма и Уран, были бесплодными от больших доз радиации, полученных после взрыва. Но они медленно восстановились, и в 1989 году на радиоактивной ферме родился первый теленок. А когда экспериментальное стадо расширили до 30 и более голов (включив в него особей, выращенных вне зоны), ученые сделали анализ крови.

Они ожидали обнаружить по крайней мере какие-нибудь признаки в анализах двух групп с разным уровнем радиационного облучения, но не нашли никаких.

После развала СССР, когда экономики Украины и Белоруссии обрушились, желание финансировать дальнейшие исследования в Чернобыле угасло[1523]. Но один ученый – Сергей Гащак, бывший ликвидатор, который летом 1986 года каждый день по 12 часов в течение шести недель наблюдал за радиоактивной пылью от машин и грузовиков вблизи станции, – остался в зоне. Бродя по лесам и болотам заброшенной местности, Гащак начал замечать животных, давно изведенных на Украине и в Белоруссии охотой и сельским хозяйством: волков, оленей, бурых медведей и редких хищных птиц. Его наблюдения способствовали новому взгляду на чернобыльскую зону отчуждения – обнадеживающему и в то же время контринтуитивному, показывающему, что природа, очевидно, способна исцелять себя новыми и непредсказуемыми способами. В отсутствие человека в радиоактивном Эдеме процветали растения и животные.

Это казалось чудом и тут же стало известно благодаря документальным телефильмам и книгам. Получалось, что хроническое облучение относительно невысокими дозами радиации, оставшимися во многих местах чернобыльской зоны отчуждения, было безвредным, а в некоторых случаях и благотворным для популяций животных[1524]. Однако научные данные, подтверждавшие этот тезис, были малочисленны или противоречивы[1525]. У Гащака не было средств для крупномасштабного изучения популяции диких животных в зоне, и свои теории он строил на основе оценок. команда независимых исследователей во главе с американцем Тимоти Муссо и датчанином Андерсом Мёллером опубликовала десятки статей, которые противоречили данным Гащака и показывали тенденцию к ранней смерти и патологиям среди растений и животных зоны.

Достоверными результатами многих исследований воздействия радиации низкого уровня, проведенных с 1986 года, было то, что разные виды и популяции по-разному реагировали на хроническое облучение. Сосны переживали его хуже, чем березы. Мёллер и Муссо обнаружили, что перелетные ласточки, по всей видимости, очень чувствительны к радиации, а зимующие птицы намного меньше. Семена озимой пшеницы, взятые в зоне отчуждения после бедствия и пророщенные в незагрязненной почве, произвели тысячи разных мутантных линий, и каждое новое поколение оставалось генетически нестабильным даже спустя 25 лет после аварии[1526]. При этом в 2009 году изучение соевых бобов, выращенных около реактора, показало, что растения изменились на молекулярном уровне для защиты себя от радиации[1527].

Тем временем Всемирная организация здравоохранения пришла к выводу, что авария не окажет никакого наследуемого или репродуктивного воздействия на ближайшие популяции[1528]. Десятилетия предшествовавших исследований показывали, что, хотя эмбрионы млекопитающих, подвергшиеся облучению внутриматочно, могут появиться на свет с дефектами, риск возникновения наследуемых мутаций у людей слишком мал[1529]. Правда, некоторые исследователи напоминали, что мы ничего не знаем о последствиях повреждений человеческой ДНК для потомства и о долгосрочной адаптации низших организмов, а получение ответа на эти вопросы может занять десятилетия и даже века[1530]. Они утверждали, что воздействие радиационного облучения на гены каждого изученного вида часто было слабо выраженным, сильно варьировало и проявлялось явно только через много поколений. Генетические изменения в потомстве людей, которые к 2011 году произвели на свет только третье поколение (когда дети ликвидаторов завели собственные семьи), могут полностью проявиться спустя сотни лет. «Вот это мы и хотим узнать, – объяснял Мёллер. – На кого мы больше похожи, когда речь идет о мутациях, вызванных радиацией, – на ласточек или на соевые бобы?»[1531]